— А я разве кадетами командую?

— Ты ведешь отряд к самонаживе! К бандитизму!

— З-замолчать! — крикнул, рассвирепев, Дидов. — Подрывать свою славу никому не позволю! Я здесь командую! А если тебе моя команда не по носу, катись из отряда! А шухера против себя и команды моей не потерплю! Родного батьку в расход пустить не пожалею! Чуешь? — напирал Дидов на Мышкина, старавшегося быть спокойным. — Чуешь? Не потерплю!.. Вон они как лупили беляков! Награда полагается им, а где взять ее? Деньгами награжу. Я хозяин тут!

— Довольно орать! — угрожающе сказал, толкнув в грудь Дидова, его брат Григорий.

Все это произошло так неожиданно, что весь отряд, оторопев, замер.

Григорий был самым высоким и сильным в отряде. Он почти никогда не выступал на собраниях, был скуп на слова, но бесстрашен и суров, как многие из его друзей — рабочих, познавших все тяготы жизни. Он одним из первых пошел за коммунистами и верил им до конца. Сам Степан Дидов ценил его как умного и серьезного человека, любил его и побаивался, и толчок в грудь был сейчас довольно чувствительным для Дидова.

— Охолонь, браток, — отстраняя своей огромной рукой брата от Мышкина, уже спокойно, но по-прежнему сурово говорил Григорий, — охолонь! Не в общих интересах дележ этот. Понять нужно. Вред несешь отряду. А если понять не умеешь и будешь честных, правильных борцов за советскую власть «расходом» пугать, придется, дорогой браток, раньше сроку расстаться нам… Собственной рукой убью!

— Меня убьешь? За доброе дело?!

Дидов попятился, остановился на краю груды камней, служивших трибуной, и, заложив руки назад, мрачно, исподлобья, поглядывал на умолкнувшую толпу.

— Вы слышите? Что же вы молчите?

В эту минуту из-за угла полыхнул большой факел. Он осветил плечистого, здорового матроса и высокого человека в штатском пальто.

— Кто это?

Лица всех партизан повернулись в сторону идущих.

— Э, кажется, господарика ведут…

— Може, под контрибуцию сцапали?

Дидов обвел сердитыми глазами партизан и зло проговорил:

— Тише там! Чего заорали? Я вам дам контрибуцию!

Шумный, находившийся недалеко от Дидова, вдруг весело крикнул:

— Так это же Коськов! Он ведет товарища Бардина!

Побледневшее лицо Дидова досадливо нахмурилось, он знал от Шумного, кто такой Бардин.