Крепкий, как свинцом налитой, человек в штатском костюме оставил партизанский патруль и по кучам щебня быстро побежал навстречу Шумному.

— Да, я! Я, Петяй! — воскликнул Ставридин, поднимая Шумного вместе с винтовкой, как ребенка, на воздух. — Вот это да! Значит, ты у Дидова? А я, Петяй, тоже к нему. От Военно-революционного штаба. А ты знаешь, я ведь был на «Юпитере».

— Ну?

— «Юпитер» ушел в Батум. Я посоветовал затопить. Куда там! Боятся, дрожат, как воробьи на кизяке. Там остались одни иванморы! Ни одного настоящего моряка.

Петька повел Ставридина в штаб.

— Степан Иванович, посмотри, кого я тебе привел! — проговорил радостно Петька.

Дидов спрыгнул с лежанки.

— Здорово, моряк! С того света, что ли? — вскрикнул он. — От и зибралася бидна голота!

— И верно что так, мать моя фисгармония, — ответил Ставридин и протянул руку командиру.

Они крепко обнялись.

— Ну, брат, теперь вся гоп-компания в сборе, и татарин наш тут!

— Али здесь? — удивился Ставридин.

— Тут он, — сказал Дидов, закурив папиросу. — Петька, зови-ка его сюда, покажем ему утопленника.

— Больной он, Степан Иванович, лежит, как медведь, нюнится что-то…

— Психика у него, кажется, дюже жидка, — усмехнулся кто-то сзади.

— Да нет, — возразил Шумный.

— Ну, надо раздавить бутылочку, — произнес Дидов, подмигивая Ставридину.

Тот, садясь, осматривал с любопытством подземное жилье.

— Ну, я тебе скажу, — заговорил опять Дидов. — Я помню как сейчас твой голос. Черт возьми, как тебя тогда смыло! Жуть! Думал — погиб… Но тебя, видать, ни вода, ни огонь, ни тюрьма не берут! Мне вот про тебя капитан наш рассказывал, — кивнул он на Шумного.

Начали сходиться партизаны. Дым и копоть висели над сидевшими и полулежавшими на соломе людьми. Лица были черны, глаза и зубы блестели. Шум все усиливался, каждый говорил свое.