И все же жители каменоломен, у которых не все было разграблено белыми, боясь, чтобы снова не налетело лихо, поспешно стали сносить в подземелье остатки домашнего скарба, одежду, скамейки, ведра, столы, подушки…

Женщина, только что ругавшая партизана Белякова, сама с детьми кинулась забирать из хатенки остатки своего хозяйства, причитая:

— О господи, мабуть, опять наступают ахвыцеры… Ой, лышечко, ай, боже мий, боже!..

Девятнадцатого марта к каменоломням подошел эскадрон кавалерии во главе с полковником Поповым. Он прислал партизанам с деревенским мальчиком письмо. Партизанам предлагалось бросить напрасное кровопролитие. «Зачем мучиться вам? — писал полковник. — Бросьте бессмысленное сопротивление. Кто хочет — идите к нам, а семьи верните домой. Их никто не тронет. Повторяю: сопротивление бесполезно. Сюда идут большие военные части. С моря по катакомбам будут бить пушки с английских военных кораблей. Из Севастополя прибыла подрывная команда. Все будет взорвано, разрушено, уничтожено. По милосердию божьему, даем вам время одуматься. Сдавайтесь — простим».

Дидов расхохотался.

— А ну, Петька, давай скорее бумаги! Я ему, шельме золотопогонной, отпишу!

Дидов поставил правую ногу на камень, вскинул голову и начал диктовать:

«Мы на вас, господин полковник, и на вашу подрывную команду положили… с полным прибором… А этой англичанкой вы нас не запугаете. Вам, господин полковник, за ваш ум такой все мы тут, на горе, станем в ряд и низко склонимся. Приезжайте и поцелуйте нас всех в зад… Мы вас… простим. От всего сердца отвечает вам Степка Дидов и весь его отряд».

В тот день к каменоломням подъезжало еще несколько белогвардейских групп-делегаций.

Партизаны готовились к демонстрации. Над каменным обрывом длинною в полверсты, в котором зияли огромные квадратные дыры — входы в подземелье, местах в двадцати партизаны рассадили вооруженных бойцов, набросали одежды, точно там лежали люди, а из ближних к шоссейной дороге заходов решили вести «переговоры».

Офицеры предложили выслать к ним делегатов. Из близлежащего выхода вылез высокого роста партизан в черной папахе, черной шубе-поддевке, опутанный пулеметными лентами. Белогвардейцы приняли его за Дидова и тут же дали залп. Партизан свалился. Он был ранен в живот. Белогвардейцы ускакали на лошадях к стоявшему невдалеке эскадрону.

К Мирону Бродягину сбегался народ. Толпа поминутно росла. Дети, старики, старухи, девки и парни с лопатами в руках — все шли к распластавшемуся партизану. Пришла и та сварливая женщина, которая ругала жителей и советовала быть подальше от партизан и войны.