— Немного задержалась, — улыбнулась Аня. — Вы устали ожидать меня?

— Я что! Тебе осторожнее надо быть, и это меня беспокоило… Да, Аннушка, ты ведь, наверно, голодная? Давай поужинаем.

— О нет, Ирина Васильевна, мы не можем терять ни одной минуты. Вас ожидает лошадь. Надо ехать!

— Хорошо, идем! Я готова! — сказала Ирина, снимая со спинки стула свое легкое пальто, приготовленное в дорогу.

— Только вы, Ирина Васильевна, оденьтесь потеплее, а то ветер потянул с моря, — предложила осторожно Аня. — А ехать так будет прохладно.

В дверях показалась няня.

— А разве вы далеко поедете? — спросила она, насторожившись.

— Да нет… Но я боюсь, чтобы Ирине Васильевне не было холодно. Может, там придется и задержаться, а потом вдруг пойдет дождь. Ветерок сейчас низовой.

— Верно, голубушка! Береженого и бог бережет, — пробормотала старушка и тотчас же зашуршала своими теплыми чувяками по ковровой дорожке.

— Да, вот что, Ирина Васильевна, — тихо обратилась Аня, — вы на всякий случай накажите дома, да и сами запомните, что вас из дому взяли какие-то вооруженные люди, взяли силой оружия. Это может для вас пригодиться впоследствии.

— Хорошо… Спасибо, — ответила Ирина. — Какая ты умница!

Няня принесла пальто.

— Ну, Маланьюшка, прощай, — тихо сказала Ирина, — Смотри здесь дом, и если я задержусь, ты, пожалуйста, не беспокойся. — И, отведя ее в сторонку, прошептала ей наказ Ани.

Встревоженная старуха глядела расширенными глазами им вслед и осеняла их крестным знамением:

— Спаси и сохрани вас матерь божия…

Спускаясь вниз по крутой, узенькой, выложенной крупным камнем улочке, где должен был ожидать их экипаж, Аня тихо говорила Ирине:

— Вас, Ирина Васильевна, повезут к раненым двое мужчин, а мне туда ехать нельзя… опасно. А когда вы вернетесь, разрешите мне прийти к вам домой?

— Непременно, непременно, милая моя. Приходи ко мне всегда как домой…

— А вон, видите, наш экипаж уже стоит! — радостно вздохнула Аня.

Только приблизились они к экипажу с парой крупных черной масти лошадей, как к нему подошли знакомые Ане партизаны. Один партизан что-то говорил с кучером в черной поддевке, подпоясанной красным широким кушаком, другой, живой и бойкий юноша, улыбаясь, пошел навстречу Ирине и Ане.