Но уже послышались сухие удары кирок и могильный стук лопат над нашими головами, суетливые крики и ругань офицеров.

Вскоре мы поняли, что белые над нами рыли бурки и спешно выгружали привезенный на подводах динамит.

Приблизительно часов в десять утра раздались первые взрывы. Задрожала и загудела земля. Поднялись пыль и ветер. Всех часовых, стоявших у входов, ударило воздухом и обсыпало известняком. Нас тоже окутало серой пылью.

Захватив с собой каганцы, мы двинулись к заходам, где произошли взрывы, чтобы посмотреть, сильно ли поддаются разрушению каменоломни. Результаты взрывов были ужасны. Все заходы, над которыми произошли взрывы, были неузнаваемы. Обвалившиеся глыбы почти засыпали их. Через прорванную взрывом воронку в потолке еле-еле проникал свет. А над головами опять стучали и рыли, подкатывали бочонки с динамитом.

Сырость проникала до костей и ржавила ружья.

— Я вам говорил, что здесь плохие каменоломни, — глухо сказал старик каменорез. — Вот главный отряд сейчас находится в чистых грунтах, в больших каменоломнях, там взрывы не возьмут. Глыбы там есть в пятнадцать–двадцать саженей толщиной, туннели — длиною по триста саженей и больше. Белые грунты никогда ничем не взорвешь. А какие там туннели! Они проходят под кладбищем и деревней Старый Карантин и спускаются под самое море. Вот туда бы пробраться!

Вскоре взрывы начали бухать поодиночке то там, то здесь. Они не давали опомниться часовым. За каждым взрывом вздрагивала земля. В проходах стали откалываться глыбы камня. Становилось жутко. Каменоломня рушилась. Среди партизан росло беспокойство. Женщины молчали. Только грудной ребенок Дидова пронзительно кричал: «Вввва-а… уа-ввв-ва…» — как горлянка. Мать все время качала его на руках, напевая колыбельную песню.

Ночью, когда затихли взрывы, группа партизан человек в пятнадцать отправилась по туннелю и галереям в тупик, где находилась наша кавалерия. Лошади так близко стояли друг к другу, что между ними нельзя было пролезть. Они тяжело втягивали в себя воздух.

В следующий полдень все партизаны собрались в тупике, обсуждали план вылазки, намеченной на этот вечер. Приняли решение вылезть из галереи, где находились лошади.

Было около четырех часов дня, когда вдруг послышался нарастающий гул и грохот.

— Держись, взрыв!

И вот со страшной силой нас разбросало в разные стороны. У жены Дидова вырвало из рук ребенка и отбросило его в сторону, закидав щебнем. Мать закричала и бросилась к ребенку, беременные женщины стонали и охали.

Через минуту все стихло.

Мы вскочили и бросились к выходам, движимые чувством тревоги за товарищей, стоявших часовыми. Подбежав к одному из выходов, мы наткнулись на валявшихся часовых. Вся одежда их была изорвана в клочья. У одного из них изо рта текла кровь. Рядом лежала огромная глыба. Мы подняли раненого и отнесли вглубь каменоломни, в тупик, подальше от входа в галереи.