Одна группа получила задание отправиться на широкий мол и в портовые мастерские, напасть на пришвартованные военные суда, если удастся — захватить хотя бы одно из них, призвать к борьбе моряков и портовых рабочих и разгромить все береговые посты и караулы. Командиром этой группы Колдоба назначил Шумного.

Вторая группа карантинцев, руководимая Дидовым, была направлена к юго-восточной части города для захвата почты, телеграфа, разгрома штаба гарнизона и контрразведки.

Третья группа, под начальством ротного командира Татаринова, получила задание занять вокзал, отбить бронепоезд и при его помощи захватить линию всей железной дороги и обстрелять белых, находящихся в крепости.

Сам Колдоба взял с собой командира Кириченко и с четвертой группой бойцов решил двигаться напрямик, в самый центр города, и по пути поднять восстание в рабочих кварталах — Горке, Шлагбауме, Константиновской и Верхнемитридатской улицах.

Пока распределялись и строились группы, уже совсем рассвело.

На мокрых крышах города еще волновался редкий туман. В центре маячила высокая вершина горы, которая грудью своей упиралась в море. Широко раскинулась бухта, и с обеих сторон ее, на равнине моря, слившейся с небом, протянулись два мыса, как раскинутые серые крылья гигантской птицы, которая, казалось, встрепенулась, чтобы улететь…

3

Шумный вел свою группу вдоль реки Мелек-Чесме. Бойцы шли врассыпную, а Шумный бежал впереди всех: матросская бескозырка на затылке, грудь в пулеметных лентах, в руках винчестер. Он задирал голову вверх, высматривал через темнеющие крыши верхушки пароходных мачт — хотелось во ним определить количество судов.

В воображении его уже рисовались грузные корпуса океанских пароходов, узкие — серых миноносцев. Шумному страстно захотелось увидеть корабль, на котором он когда-то плавал.

«Ох, если там и сейчас Евсеич…» — подумал Шумный и вспомнил, что вся команда транспорта отлично его знает. Вот сейчас все вылезут на шум из кубриков, из трюмов, увидят его — и страшно все удивятся и встретят насмешками: вот, мол, смотри, командир…

«Да, я — командир, — подумал Петька. — А что? Не видал я страху? Да и к опыту военному уже приучен. Пускай кто смеется, а я скажу: „Вы, пролетарии, немедля в мою шеренгу…“»

Лицо Петьки стало серьезным и суровым. Он старался во всем подражать Колдобе и Коврову.

Вдруг справа, со склона горы Митридат, донеслись разрывы бомб, сразу всколыхнувшие тишину сонного города. Оттуда долетел протяжный, слабый крик: «Ур-р-ра!» — и затих, затерялся в теснине домов, словно волна, прокатившаяся по отмели и разбившаяся о скалы.