Генерал, надевая парадный сюртук, рассеянно слушал Тернова. За окном бахнул большой колокол собора.

— Едем. С богом! сказал Губатов.

2

С десяти часов утра у собора собралась большая толпа. Шло богослужение. Ровно в двенадцать часов под торжественный перезвон колоколов из собора вышел и двинулся по главной улице крестный ход. Впереди процессии служки, одетые в парчовые хитоны, несли малые хоругви, иконы и кадила. Вслед за ними выступали местные буржуа с большими хоругвями, расшитыми золотом, потом плыли два дородных, волосатых дьякона. Они беспрерывно махали тяжелыми кадилами и, окутанные дымом ладана, ревели во всю глотку.

Позади четверо — адвокат, пристав и два совсем седых полковника — с благоговением несли тяжелую икону богородицы, сверкающую золотом и камнями, обернутую в бархат. Певчие тянули стройным хором:

Христолюбивый отец церкви, благочинный Станиславский, самый высокий среди толпы, молча обеими руками прижимал к пышной бороде большой крест. По бокам его седые протопопы несли евангелия. За ними в два ряда двигались двенадцать черных, рыжих и седых дьяконов. Они трясли большими бородами, закатывали глаза, поднимая к небу свои басы:

Плыли хоругви. Звеня шпорами, выбритые, надушенные, с подкрученными усами, в новых мундирах, шли генералы, полковники, офицеры… Впереди генералы Губатов и Михайлов, Мултых под руку с матерью, одетой в траур, граф Тернов в белом парадном мундире Преображенского полка и штабные адъютанты, полковники, капитаны — весь блеск армии…

В роскошном сером автомобиле «бенц» ехал командир английского крейсера в белом кителе и высокой фуражке. Его самодовольное лицо щурилось на солнце. Вместе с ним в машине сидели английские моряки — офицеры и два журналиста. Позади на губатовской длинной машине ехали французские офицеры. За ними шли отставные полковники, генеральши, полковницы, чиновники и чиновницы, седые, морщинистые, синие, белые, желтые… Здесь были и молодые женщины в драгоценностях, белых платьях, и только что выклюнувшиеся юнцы, гимназисты, студенты-белоподкладочники, фабриканты и торговцы — все со своими чадами и домочадцами.

От собора и по всей площади протянулись военные части. Со дворов выходили и примыкали к процессии обыватели, по сторонам толпой бежали мальчишки.

В этом пышном и довольно внушительном шествии не было ни одной рабочей блузы, ни ситцевой кофты, ни простого платка.

На перекрестке главной улицы процессия остановилась. Мостовая была завалена трупами, удушливая, сладковатая вонь кружила головы.

Благочинный замялся, пропустил вперед дьяконов и тихо сказал генералу Губатову: