Эротическое влечение связывало нас столь тесно, что порой я пробовал освободиться, нещадно порвать эту связь, чтобы посмотреть, выдержит ли она. Вместо того чтобы возражать, Агарь отдавалась еще беззаветней. Тогда наши объятия доводили меня до изнеможения, но никогда – ее. Бывало, что я, прильнув к ее груди, переводил дыхание и завидовал этому ее превосходству – превосходству женщины.
Я не таил наших отношений. Такая скрытность вступила бы в противоречие с искренностью Агари. К тому же мне нравилось появляться с ней на людях. Любой самец позавидовал бы мне! Сам факт того, что она избрала меня, делал меня красивее, сильнее и мужественнее. Рядом с ней я испытывал прилив гордости – гордости, которая порой толкала меня к двум подводным камням: к неловкости, когда ее формы убеждали меня, что все кочевники в возбуждении воображали себе нас обнаженными и совокупляющимися, и к самодовольству, когда, видя ее блестящие глаза, ее сияющую страстность, я приписывал себе этот блеск и эту красоту. И наконец меня приводило в восторг то, что я обхожусь без Нуры, которая отвергла меня: я мстил за брошенного любовника! Помимо самоуважения, я черпал из своего нового положения черную радость реванша.
В результате такого неожиданного поворота Сара стала приветливей к Агари. Теперь она обходилась с ней мягко, доверяла деликатную заботу о своем муже, позволяла промывать его раны и благодарила ее подарками. Перестала ли она опасаться соперницы? Скорее хотела убедить меня в том, что ревновала Аврама, но совершенно равнодушна к моей судьбе. Когда Сара подарила Агари украшения, я заподозрил, что она пытается обесценить мои подношения, которые ни стоимостью, ни изысканностью не могли сравниться с ее.
Однако Агари эти перемены принесли утешение. Проводя день подле Аврама, а ночь со мной, она буквально купалась в блаженстве.
И Аврам восстановился. Извинившись передо мной, он стал прислушиваться к моим советам и выполнять мои предписания. Увидев, что он может ходить, я смастерил ему шапку. Сзади и по бокам я нашил на шерстяной колпак кружки из темной холстины, которые должны были изображать глаза.
– Мне что, придется напяливать это на голову, чтобы уберечь ноги? – воскликнул Аврам.
– Я предохраняю тебя от нападений.
– При помощи шапки?
– Смотри, вот я надел ее.
– Забавно… Теперь у тебя глаза на затылке и на висках.
– Именно так вороны и подумают! Они нападают, только когда считают себя невидимыми. Если повернуться к ним лицом, они пасуют. А с твоими глазами кругового обзора эти шельмы останутся на ветках.