– Никогда! Пока я жив, никогда! Башня не обрушится, пока я руковожу стройкой. Ясно? Гунгунум никогда не увидит, как его детище погибнет. Помните об этом.

Никто не понимал. Он повторил:

– Пока я жив, никогда!

И бросился в пустоту.

Толпа ахнула. Его тело опускалось легко, будто соломенный тюк, наряженный в плащ архитектора. На земле оно снова обрело плотность. Тяжелый удар, хруст костей. Подбежали бригадиры. Из-под тела с месивом искореженных членов медленно, кротко и безучастно вытекала кровь.

Зловещий звук барабанов и гонга.

Я догадывался, что его подтолкнуло к этому поступку: он хотел остановить работы и воевал по этому поводу со своим близнецом и с Нимродом. Его не слушали, и он решил отмежеваться от стройки. Гордость толкнула его измученный дух принять радикальное решение[85].

Это странное самоубийство всколыхнуло Бавель. Горожане собирались. Толковали. Задавались вопросами. Выдвигали версии. Говорили, что Нимрод должен был встретиться с Месилимом, но тот исчез. На улицах разрастались скопища людей; тем временем я вместе с Роко прошел через потайную дверцу в зверинец.

Зловещий звук барабанов и гонга.

Едва я проник в темницу, как заметил там необычное оживление. Я опасливо приблизился к камере, откуда доносились голоса. Подручный Нимрода, тот, что командовал личной охраной, ревел пронзительным голосом:

– Раз молчишь, тебя бросят в яму, чтобы одумался. А если память совсем отшибло, мы поможем. Глянь-ка на эти орудия, кирки, щипцы и клещи: все они очень хорошо оживляют воспоминания.

Я понял назначение занятных приспособлений: пытки. Помещение, где коротали время тюремщики, предназначалось и для допросов.

– Понятно? – рявкнул охранник сидевшему на корточках старику.

Не дожидаясь ответа, верзила влепил ему оплеуху и вышел; старик упал.

Тюремщики кинулись на пленника и стали наперебой его тузить; я узнал в нем старого слугу близнецов.

Затем бросили старика в соседнюю камеру, оставили ему плошку с водой, заперли решетку и, довольные, вернулись доигрывать партию в кости.

Я подошел к старику.

– Телтар?

Я поднес факел. Подбитый глаз, распухшее лицо, окровавленный рот. Он искоса посмотрел на меня.

– Я целитель Нарам-Син. Лечил обоих твоих хозяев.