* * *

Зловещий звук барабанов и гонга.

С приближением смерти всякий человек ведет себя по-своему. Среди помощников Авраама одни рыдали, другие бранились, кто-то погрузился в оцепенение, остальные неистово рыли землю, надеясь на побег.

Авраам в своем застенке опустился на колени. Он закрыл глаза, соединил ладони и советовался со своим Богом. До меня долетали лишь обрывки фраз, которые он шептал воспаленными губами. Поначалу он заклинал Бога вмешаться, но постепенно, подобно тому, как на смену приливу приходит отлив, просьбу вытеснило принятие, прошение превратилось в согласие. Молитва освободила его от мольбы. Чем ближе подступал роковой миг, тем просветленнее становился Авраам. Не радовался, но излучал спокойствие.

Кубаба в своем застенке напоминала девочку, которая уединилась с любимой игрушкой. Царица прижимала к животу голову Хуннувы; она не плакала. Напевая, она гладила волосы возлюбленного, расчесывала пальцами его кудри, ласкала их и целовала. Казалось, что нежность, с которой она прихорашивала любимого, возвращала его к жизни, и смерть отступала. Она то и дело утирала подолом следы крови на его висках, мягко его упрекая:

– Ах, дорогой, ты весь перепачкался.

Последняя ночь выявила истинную сущность Кубабы: то была влюбленная женщина. Видимость оказалась обманчивой: власть не была главной страстью царицы. Может, она и властвовала лишь для того, чтобы полнее воплощать любовь? Ее муж, дети, народ, Хуннува… Прежде всего любовница? Или мать? Определить приоритеты невозможно: она была женщиной. Любила, заботилась о своих, ощущала за них ответственность.

Зловещий звук барабанов и гонга.

Я прилагал все усилия, чтобы освободить узников. Охранники меня не замечали; при малейшей опасности я тушевался и обходил стороной освещенную камеру, где они играли в кости, перекидываясь шуточками. Я мечтал подстеречь в темном углу старшего цербера, владевшего связкой ключей; но он безвылазно сидел с остальными.

Зловещий звук барабанов и гонга.

Раздался приглушенный крик. Помощники Авраама наткнулись на камень. Они с ужасом поняли, что туннель им не пробить. Под давлением Элиезера они решили обогнуть препятствие и возобновили работу. Нет ничего коварнее надежды. На фоне катастрофы надежда, а не ожидание подтачивает нас. Мы отводим глаза от неизбежного, уклоняемся в сторону, плутаем в случайных и неверных обходных путях. Невыносимое гнетет меньше: вместо осознания неминуемой гибели мы заняты поиском зыбких решений. Эти двенадцать узников подменили ужас небытия раздражением от неудачи. Выбор Авраама показался мне более мудрым.