— Мы оба учились у одного преподавателя по классу скрипки — у Тан Хона. Мой отец был осужден как правый уклонист и контрреволюционер, в точности как отец Чжу Ли. Я был в нее немного влюблен, даже несмотря на то, что завидовал ее таланту.

Во время культурной революции консерваторию закрыли.

— Ни одного рояля не осталось. Ни одного.

Его самого отправили в лагерь в провинции Хэйлунцзян, на обледенелые рубежи северо-востока.

— Нам разрешалось носить только синий, серый или черный. Мы обязаны были коротко стричься. Носить одинаковые кепки. И это было только начало. Ветер был леденящий. Нас поселили у реки, а на другом берегу уже была Россия. Мы работали в угольных шахтах. Мы этого совсем не умели, и почти каждую неделю кого-нибудь убивало или калечило. Партия присылала на их место новых. Из книг нам дозволялись только сочинения Председателя Мао. Каждый день нам устраивали сессии самокритики и разоблачений. И так продолжалось шесть лет.

В 1977 году, когда культурная революция закончилась, Лю сбежал из лагеря и вернулся в Шанхай, где отыскал Тан Хона, своего бывшего учителя.

— Мы долго говорили про Чжу Ли и про остальных, кого знали. А потом профессор Тан меня спросил: «Тофу Лю, не хочешь ли вернуться в консерваторию и доучиться?» Я сказал, что хочу. «Но почему? После всего, что случилось…» Его вопрос поверг меня в отчаяние. Да как я мог притворяться, будто в музыке лежит спасение? Как мог я посвятить всего себя чему-то столь бессильному? Я шесть лет пробыл шахтером, кашлял угольной пылью, все пальцы на правой руке мне переломало, да как я вообще скрипку бы удержал? Я сказал ему: «Не знаю». Но он все дожимал меня, чтобы я ответил. Что я люблю музыку, что все это время она дарила мне утешение и что я пообещал себе: если выживу, посвящу ей жизнь, — этого всего было ему недостаточно. На горсточку мест в консерватории претендовали тысячи абитуриентов. И все они любили музыку не меньше моего. Наконец я сказал ему правду. Я ответил: «Потому что музыка ничего не значит. Ничего не значит — и все же принадлежит мне. Несмотря на все, что случилось, это тот я, в которого я верю». Тан Хон пожал мне руку. И сказал: «Юный Лю, добро пожаловать обратно в консерваторию. Добро пожаловать домой».

Тофу Лю показал мне разные памятные мелочи — в том числе фото Чжу Ли, девяти лет от роду, во время выступления со струнным квартетом консерватории, и магнитофонную запись сюиты Сметаны «С родины» в исполнении Чжу Ли и Кая — которую Лю тайно хранил всю культурную революцию.

— Господин Лю, как вам удавалось такое прятать?