Де Комин обладал политическим чутьём. Вскоре же всё прояснилось. Из Англии пришла весть о том, что король Эдуард низложен, и корона снова перешла к королю Генриху, дружественному Франции. Паук каким-то непостижимым образом перекинул свою паутину через Ла-Манш и повлиял на ход английской гражданской войны. Теперь он был способен на нечто большее, чем устраивать восстания в бургундских городах. Герцог Карл потерял обоих союзников и лишился способности угрожать Людовику английским вторжением. Это было многозначительным предзнаменованием, даже если оно продлится недолго, и означало оно то, что фортуна повернулась к Франции. Де Комин был менее суеверный, чем многие, но даже он не мог не вспомнить, что римляне предсказывали судьбу по птичьему полёту. Письма из бургундской канцелярии стали гораздо более сердечными и тёплыми, чем того требовало нынешнее, быть может, временное, ослабление герцога Карла.
Глава 46
Вскоре стало совершенно очевидно, что у королевы были все основания сообщить королю, что она носит в себе тайну. Людовик страстно желал иметь сына, и радость его от того, что желание это может исполниться, была так велика, что он требовал, чтобы Оливье растолковывал ему каждый малейший симптом. Это было время испытания для Оливье ле Дэма. Однажды утром король спросил:
— Её величество съела несколько пикулей на завтрак. Точнее, четыре штуки, я считал их. Что бы это могло значить? Ну-ка, скажи, кто родится — принц или принцесса? Живо!
Лекарь вздохнул. Разумеется, это значило только, что королева очень любила пикули. Пикули прошлогоднего урожая уже стали вялыми, а огурцы урожая этого года ещё не поспели. Крестьянка ли, королева ли, все они ведут себя одинаково в таком положении. Но ведь королю этого не объяснишь...
Оливье напустил на себя самый серьёзный вид знатока, наклонился чуть вперёд, что подчёркивало его горб, наморщил лоб, демонстрируя сосредоточенность, и стал почёсывать бороду и ворчать что-то про себя: ни дать ни взять — мудрец.
— Чего больше всего хотелось королеве, когда она ждала принцесс? — спросил он строго.
— Насколько я помню, груши со сливками — перед Анной, а сахару, как мне кажется, — перед Жанной.
— Ах, так, — в раздумчивости произнёс лекарь, — понимаю, понимаю. Не следует делать чересчур решительных выводов, исходя из гастрономических пристрастий королевы, — предупредил он, — но кое-что можно предположить. В народе считалось, и пусть его величество, боже упаси, не подумает, что он меряет королеву теми же мерками, что тяга к сладкому — грушам со сливками, финикам, сахару — предвещает рождение девочки, а к пикулям, лимонам и другим кислым и солёным вещам — мальчика. Впрочем, тут особого дара предвидения и не требуется, ваше величество. Готов поставить на карту свою репутацию — скоро у Франции будет наследник!