Подул зябкий ночной ветерок. У Гарриет руки покрылись мелкими острыми пупырышками. Откуда-то сверху – за углом, не видно, где именно – послышался шум: стукнула по перилам дверь-сетка, захлопнулась с грохотом.
– Погоди-ка, – сказал Хили.
Он выпрямился и снова взбежал вверх по лестнице. Трясущимися, непослушными руками схватился за ручку, стал нашаривать засов. Ладони вспотели, на него навалилась странная, дремотная легкость, вокруг заколыхался темный безбрежный мир, словно бы он взгромоздился на мачту пиратского корабля из кошмарных снов, и теперь ночной ветер, бушевавший над морскими просторами, болтал его во все стороны…
Быстрее, понукал он себя, быстрее, пора сматываться, но руки его не слушались, только скользили беспомощно по дверной ручке, словно бы это были вовсе не его руки…
Гарриет придушенно вскрикнула – в крике было столько ужаса и отчаяния, что она поперхнулась и смолкла.
– Гарриет? – крикнул он в зыбкую тишину.
Голос у него звучал невыразительно, даже как-то обыденно. И тут он услышал, как прошуршали по гравию шины. Задний двор окатило мощным светом фар. И через много лет, стоило Хили вспомнить эту ночь, как перед глазами у него отчего-то сразу вспыхивала эта картина: фары выхватывают из темноты сухую, пожухлую траву, торчащие острые стебельки – джонсонову траву, репьи, которые подрагивают в резком белом свете.
Не успел он опомниться, даже выдохнуть не успел, как дальний свет сменился ближним: оп. Оп – и трава исчезла в темноте. Хлопнула дверца машины, и по лестнице затопали тяжелые ботинки – с таким грохотом, как будто поднималось человек десять.
Хили запаниковал. Потом он все удивлялся, как это он от ужаса не спрыгнул с лестницы и не сломал себе ногу или шею, но, заслышав тяжелую жуткую поступь, Хили отчего-то забыл обо всем на свете, кроме изуродованного лица проповедника, представил, как оно выплывает на него из темноты, и не придумал ничего лучше, чем кинуться в квартиру, чтобы спрятаться там.
Он метнулся за дверь, в темноту, и сердце у него екнуло. Маленький столик, складные стулья, морозилка – ну и где тут спрячешься? Он побежал в другую комнату, ушиб ногу о ящик из-под динамита (который отозвался сердитым стуком и цык-цык-цыканьем гадючьих хвостов) и тотчас же понял, какую глупость сделал, но – поздно. Скрипнула входная дверь. “Я ее хоть закрыл?” – подумал он, чувствуя, как в животе заскребся страх.
Тишина, самая долгая тишина в жизни Хили. Казалось, что целая вечность прошла, прежде чем в замке тихонько щелкнул ключ и затем его торопливо провернули еще два раза.