Раз – и свет неожиданно погас. Шаги и голоса стихли вдали.

Чирк. чирк. чирк. чирк. чирк.

Не шевелясь, зажав руки между колен, Хили с отчаянием глядел в темноту. Если присмотреться, то сквозь сетку еще можно было различить змеиное брюхо. А вдруг ему тут всю ночь лежать придется? Мысли у него в голове беспомощно трепыхались и мельтешили, и от этой дикой сумятицы Хили аж подташнивало. Помни, где находятся выходы, сказал он себе – так было написано в учебнике по “Здоровью и безопасности”, мол, надо знать, где все выходы на случай пожара или чрезвычайного происшествия, но Хили не смотрел по сторонам, а от тех выходов, которые он запомнил, сейчас толку не было никакого: к черному ходу – не подобраться. лестницу внутри дома – мормоны на замок заперли. окошко в ванной – ну еще куда ни шло, хотя через него и так-то пролезть было трудно, так что бесшумно протиснуться обратно вряд ли получится, да еще в темноте.

Только теперь он вспомнил о Гарриет. Где же она? Он постарался представить, что сам бы сделал на ее месте. Решится ли она позвать кого-нибудь на помощь? Если б не нынешние обстоятельства, Хили скорее бы согласился, чтобы Гарриет насовала ему за шиворот раскаленных углей, чем отца позвала, но теперь, когда его жизнь висела на волоске, другого выхода не было. Лысоватого, раздавшегося в талии отца Хили никак не назовешь грозным здоровяком, да и росту он был, прямо скажем, ниже среднего, но за долгие годы на посту директора школы он научился смотреть на людей взглядом представителя власти и подолгу молчать с таким каменным лицом, что даже взрослым делалось не по себе.

Гарриет! Хили с тоской представил себе белый телефон в родительской спальне. Если отец узнает, что случилось, то бесстрашно примчится сюда, вцепится ему в плечо, вытолкает наружу, и – дома его ждет порка, в машине – нотация, от которой у него уши гореть будут, а проповедник тем временем забьется в угол к своим шипящим змеям – да, сэр, спасибочки, сэр – и будет недоумевать, что же это его с ног сбило.

У него заныла шея. Теперь он ничего не слышал, даже змей. Вдруг он подумал, а что, если Гарриет погибла? Что, если ее задушили, пристрелили или, кто знает, может, проповедник на нее своим грузовиком наехал – и переехал.

Никто не знает, где я. У него затекли ноги. Он пошевелил ими – самую капельку. Никто. Никто. Никто.

Икры так и ожгло иголочками. Пару минут он лежал, сжавшись, не двигаясь, боясь, что вот-вот на него накинется проповедник. Но все было тихо, и Хили наконец перевернулся на другой бок. В затекших ногах заколола кровь. Он пошевелил пальцами, повертел головой. Подождал. Наконец ждать больше не было никаких сил, и он выглянул из-за кресла.