– Я и не говорю, что верю в революцию, – ответил он наконец. – Я ее делаю.

Полило всерьез. Логан раздраженно встряхнул и снова надел шляпу.

– А ту дамочку, которую я сопровождал в Хуаресе, ты больше не встречал?

– Нет, – солгал Мартин.

– Вот и я тоже. Читал ее статейки в какой-то газете… И вот я спрашиваю себя…

Первый выстрел треснул где-то совсем рядом, и не успело еще раскатиться эхо, как переспелым арбузом лопнула голова Тома Логана. Словно сдернутый с седла какой-то силой, ирландец повалился прямо на растерявшегося Мартина, заливая его кровью. Тот натянул повод, конь шарахнулся, и Том соскользнул наземь, застряв ногой в стремени. Стрельба усиливалась. Мурашки поползли по коже Мартина.

– Засада! – крикнул он своим. – Ходу! Ходу!

Отбиваться, стоя на месте, было бы чистейшим безумием. Мартин был единственным, кто сохранил хладнокровие. Испуганная лошадь Логана, волоча за собой всадника – или то, что от него осталось, – отпрянула в сторону. Мартин припал к холке своего коня и вонзил шпоры с такой силой, что тот заржал от боли и безумным галопом рванулся вперед. С головы слетела шляпа.

– Ходу, ходу!

Других приказов он не отдавал. Вдоль тростниковых зарослей пробежала вереница вспышек, свинцовые слепни с басовитым жужжанием прорезали сырой воздух во всех направлениях, градом застучали по воде и берегу. В последний раз обернувшись через плечо, Мартин увидел, как падают люди, лошади и мулы: за ним следуют лишь пятеро или шестеро.

Нет-нет-нет, настырно стучало у него в голове. Не так, ради бога. Не сейчас.

Копыта коня вязли в илистом дне, не давая ему идти вскачь. Струи дождя текли по бокам, и та же вода слепила глаза всаднику. Мартин по наитию понял, что единственное его спасение – выбраться на твердую землю и умчаться отсюда. Но выбраться можно было лишь метров через двадцать, и откос был глинистым и поросшим кустами. Мартин дернул повод, поворачивая коня налево, и с большим трудом ему это все же удалось. Стрельба не стихала, пули жужжали все так же. Один из вильистов, вырвавшийся вперед, вдруг откинулся в седле, падая сперва на круп своего коня, потом на землю, а конь, почуяв свободу, поскакал резвей.

– Давай, давай… Лезь, проклятая тварь!

Копыта скользили по глине откоса. Мартин безжалостно, до крови, пришпоривал лошадь, хлестал ее уздой. Догнавший его всадник скатился вниз, его упавший конь бил в воздухе ногами. Но Мартину наконец удалось влезть наверх, на серую от дождя равнину. Он снова вонзил шпоры в уже окровавленные бока, и конь понесся бешеным галопом.

Внезапно впереди возникли почти неразличимые в тумане фигуры, от которых брызнули искры выстрелов. И конь, словно споткнувшись о невидимое препятствие, боднул воздух и через голову сбросил своего седока.