– Сядь.

Мартин покорно сел. Он не сомневался, что его убьют, но не понимал, почему для него припасли такой конец. Усталость, которую он перебарывал усилием воли, теперь навалилась с новой силой. Он уронил голову в ладони, почувствовав внезапное изнеможение. И сидел так, пока не услышал шаги, а потом перед ним возникла чья-то тень. Чиркнула спичка. И прежде чем догорел ее огонек, поднесенный к сигаре, Мартин увидел на воротнике у того, кто раскуривал ее, три полковничьи звезды.

– Воистину мир тесен, сеньор Гаррет, – сказал Хасинто Кордоба.

Они сидели рядом на могиле. Две почти неподвижные тени, сливающиеся с ночной тьмой. Только недавно смолкли залпы.

– Я вас узнал в свете фар. Мой автомобиль доставили сюда, чтобы видно было, в кого стрелять. А когда увидел вас, сначала не поверил.

Огонек сигары разгорался ярче, когда Кордоба подносил ее ко рту. Мартин чувствовал аромат гаваны.

– Настоящая катастрофа для вас, – продолжал Кордоба. – Двадцать или тридцать кавалерийских атак на наши позиции, но линию обороны так и не прорвали. Самоубийственные атаки – вполне в духе этой хвастливой скотины Панчо Вильи. Заваливает мясом своих солдат – и ни одного маневра. Огромные потери… тысячные… Так что вам очень повезло. Где вас взяли?

– Не знаю, – ответил Мартин уклончиво. – Там где-то.

Ночь была безлунная и беззвездная. Слабое свечение шло издалека – оттуда, где во рву еще догорали трупы казненных. Двое солдат, приведших Мартина, стояли неподалеку: их силуэты время от времени показывались во тьме, где слабо белели памятники, кресты, ниши.

– Какого дьявола вы сунулись во все это? – спросил Кордоба.

– Я там был и раньше.

– Да, разумеется… Мне говорили. Торреон и Сакатекас, верно? И апофеоз – день, когда вы вошли в Мехико, не так ли? Я-то был на юге, воевал с сапатистами. А потом, в Веракрусе, с американцами.

Он умолк, пососал сигару. Ее огонек освещал его пальцы и усы.

– Собираюсь жениться на Йунуэн.

Сказано было нейтральным тоном, не окрашенным никакими чувствами. Так, скупо и сжато, сообщают для сведения.

– Я знаю, что вы сделали для ее отца, – добавил он, немного помолчав.

– Да, в сущности, ничего особенного я не сделал.

– Много больше того, на что отважились бы тогда другие. Может быть, вы спасли ему жизнь.

Красная точка в его пальцах стала ярче.