– La bella famiglia, – воскликнул Ромео Сперанца, разглядывая фотографию из Америки. – Агги, как тебе удалось получить это письмо?

– Я заплатила Гоффредо.

– А просто отдать тебе почту он не мог?

Она махнула рукой:

– Время приличий давно прошло. Скажи, разве мой брат не выглядит счастливым?

– Вполне. А вот его жена не очень.

– Она умоляет нас приехать в Америку. – Аньезе стояла около мужа, пока он читал письмо.

– Судя по ее словам, Нью-Йорк замечательный город.

– Может, нам стоит об этом подумать? Я могла бы помогать Фреде с девочками и новорожденной малышкой. Все равно Венеция уже не та. Я не хочу жить там, где нам не рады. Ты мог бы работать с моим братом. Он говорит, что один не справляется. У них там в алмазном квартале десятки мастерских. Можешь себе представить? Целые улицы огранщиков.

– Я подумаю.

– Только думай быстрее. – Аньезе поставила ужин на стол.

– Вообще-то мне нет нужды об этом думать, ведь ты уже все решила. – Ромео откусил кусочек артишока.

– Ты так говоришь, будто я padrone, хотя я твоя покорная жена. Куда ты, туда и я. Не хочешь ехать? Тогда и я остаюсь. – Она похлопала мужа по плечу.

На ужин Аньезе приготовила его любимую еду. Разрезала последний артишок пополам и обжарила на огне. Сделала канноли с начинкой из курицы, обжаренной с чесноком и луком и политой сливочно-лимонным соусом. В тесто для лепешек ушли остатки муки. А курицу принес Гоффредо, поймав ее на площади. Аньезе свернула птице шею, ощипала, вымыла и поджарила – все как в лучшие времена.

Когда стемнело, они поужинали при свете шаббатных свечей. Перед тем как закрыть на ночь ставни, Ромео высунулся наружу, вдохнул прохладный воздух и окинул взглядом канал. Мерцающие фонари отражались на поверхности бледной сине-зеленой воды, образуя дорожку света к морю.

– Что ты там видишь? – спросила Аньезе.

– Выход, – ответил он и выпрямился.