– А зачем ты закрываешь ставни?

– Я всегда так делаю. – Сперанца обнял жену и крепко прижал к себе. – Может быть, нам повезет. Может быть, когда мы вернемся, все будет на своих местах, включая мышей. Где твое кольцо? – Он поцеловал ее руку.

– Я отдала его синьоре Потенце.

– Она сохранит его да нашего возвращения?

– Сказала, что сохранит.

Вдруг в дверь забарабанили.

– Ebrei![160] – Громкие мужские голоса сопровождались настойчивым стуком. – Ebrei!

Ища возможность побега, Аньезе уперлась глазами в закрытое окно. Ромео тоже сначала подумал о крыше, по которой они с женой могли бы добраться до водопроводной трубы. Но в итоге поступил так, как привык поступать еще со школы. Он открыл дверь и встретился с обидчиками лицом к лицу.

На крыльце его дома стояли двое молодых чернорубашечников и смотрели на Ромео через прицелы винтовок. Это были совсем еще подростки, лет шестнадцати-семнадцати. Сперанца не признал в них венецианцев. Когда они заговорили, он уловил их южный барезский[161] диалект. «Раз солдат набирают издалека, значит, своих уже не хватает, – успел подумать он. – Это хороший знак».

Чернорубашечники выволокли Ромео на улицу, хотя он даже не сопротивлялся. Аньезе молча последовала за мужем, неся в обеих руках по чемодану – для себя и для него. Она подняла глаза и увидела в окнах знакомые лица соседей, с которыми они прожили на этой улице более тридцати лет. Делились сахаром и мукой, радостями и горестями, но сейчас эти люди смотрели на нее как на чужую. Впрочем, иного она не ожидала, она тоже их не узнавала.

Аньезе и Ромео затолкали в военный грузовик с брезентовой крышей. Скамейки в кузове были переполнены, но люди все же смогли подвинуться, чтобы усадить еще двоих.

Чернорубашечники подняли и заперли задний борт кузова, запрыгнули на боковые подножки, и грузовик двинулся дальше по площади, готовый заглотить в свое нутро еще больше неугодных горожан.

В Венеции без дыма и огня горел дом Давида.

На первом этапе их маршрута в поезде еще можно было сесть. Аньезе наблюдала, как напротив пассажирский поезд медленно двигался в противоположном направлении, обратно в Венецию, всего три года назад они с мужем возвращались в таком из отпуска в Германии. В окнах вагона-ресторана были видны отглаженные белые скатерти и серебряные бокалы с розой на столах. На их стороне путей не было ни цветов, ни изысканных блюд, а лишь страх, приглушенный плач, шепот и безмолвные молитвы. Ромео держал жену за руку, и это его успокаивало. Глаза он закрыл, потому что не мог вынести ужаса на лицах окружающих.