Мориц ждал, что его обнаружат в любую секунду, но произошло нечто другое. Ясмина перестала кричать. Альберт не шевелился. Теперь, должно быть, и американцы увидели, что он лежит неподвижно. Крови не было, только абсолютная неподвижность. Мими ворвалась в комнату, пронзительно вопя. Голоса перекрывали друг друга, Мориц видел, как Ясмина и Мими, склонившись над Альбертом, нежно гладят его по голове. Американцы испуганно замерли.
– Чего вы стоите? – крикнула Мими. – Бегите за санитарной машиной!
* * *
Время тянулось нестерпимо долго в ожидании «скорой помощи». Уже вставало солнце, когда двое американских санитаров выносили Альберта из дома. Мими и Ясмина сопровождали его. И только когда дверь защелкнулась, Мориц выбрался из укрытия, тело совершенно затекло. Солдаты обыскали все, порылись в каждом шкафу, выдвинули все ящики.
–
Только под кровать Ясмины, рядом с которой лежал на полу Альберт, они не заглянули. Мориц слышал, как отъехали джип и санитарная машина. Дети кричали вдогонку солдатам.
В доме установилась призрачная тишина. Мориц, стараясь не наступить на осколки стекол, поднял смятую оправу очков. Осторожно разогнул металл. Альберт человек не от мира сего, подумал он, из другого, гораздо лучшего мира. И медленно спустился по лестнице.
В гостиной тоже все было перевернуто. Мориц уставился на книгу Альберта, валявшуюся на полу. Слезы выступили у него на глазах, слезы ярости и вины. Чтобы не дать им волю, он принялся устранять следы погрома. Подобрал с пола Тору, поставил разбросанные стулья, вытер воду, вытекшую из разбитой цветочной вазы.
Какого черта, спрашивается, он здесь торчал? Лучше бы ему было никогда не знать Виктора. Тогда бы он не втащил за собой в дом Сарфати проклятую войну. Альберт остался бы живым и невредимым. Да, эсэсовцы казнили бы Виктора. Но он погиб бы как герой, не навлек на себя позора. И как знать, может, где-то на сицилийской дороге его уже давно настигла немецкая пуля, так что все, что для него сделал Мориц и что сделал он для Морица, было совершенно напрасно.
* * *
Мориц прождал весь день. Прибрав все комнаты, он сел на кровать и сидел как окаменелый. Когда зашло солнце, он не отважился включить свет. Только в полночь в двери звякнул ключ. Вернулась Ясмина. Одна. Мориц скатился в гостиную.
– Ну как он?
Ясмина в изнеможении села на кушетку.
– Он жив, – сказала она. И расплакалась.
Мориц сел рядом, но не отважился обнять ее, потому что не имел на это права; никогда в жизни он не имел так мало права вмешиваться в чужую жизнь.