Но вид Ясмины, с раскинутыми руками носившейся по песку, легкой, точно воздушный змей, наполнял его чистой радостью. Ускользнув от всевидящего родительского ока, она преобразилась в живого ребенка, которым ей никогда не позволялось быть. Она прыгала, смеялась, делала колесо. Будь они здесь одни, Мориц поймал бы ее в объятия. И никогда бы не отпускал.
Леон воткнул в песок красный зонт от солнца.
– О чем вы думаете, Мори́с? – Сильветта ущипнула его за бедро. – Вы всегда такой серьезный! Лето же!
Мориц инстинктивно глянул на Леона. Он чувствовал себя в ловушке.
– Ни о чем. Я не думаю ни о чем.
– Ах, это невозможно – ни о чем не думать! Я постоянно о чем-нибудь думаю! Спорим, вы думаете о женщине? Она итальянка? – Сильветта тоже посмотрела на мужа, который раскатывал на песке циновки.
– Оставь его! Мори́с, по глотку вина?
– Нет, спасибо.
– Ах, да не ломайтесь!
Леон откупорил одну из трех бутылок, которые прихватил с собой. Жоэль он усадил на циновку, она тут же повалилась и перепачкалась в песке.
– Сильветта, дай ему стакан!
Сильветта стянула с себя платье, оставшись в купальнике, ярком, самого модного покроя. Она сделала несколько шагов, чтобы оказаться перед Морицем, который смотрел на море. И только затем направилась к корзине для пикника, чтобы достать стаканы.
– Я знаю, о чем вы думаете. О вашей возлюбленной в Триесте! Или у вас на самом деле нет никакой
Мориц не знал, что лучше – полуправда или полная ложь.
– Нет никакой невесты.
И ложь вдруг прозвучала удивительно правдиво. Фанни так далеко. Он уже не мог вспомнить ее запах.
– Но почему? Вы такой привлекательный мужчина. Разве не так, Ясмина, он же привлекательный мужчина, правда?
Ясмина смущенно смолчала. Каждая фраза была как минное поле, и для нее тоже. Она инстинктивно подхватила на руки Жоэль, словно желая ее защитить. Сильветта отпила вина и продолжила обстрел:
– Вы верите в любовь, Мори́с?