Следующий микроснимок был еще загадочней.

– Шифр? – предположил Хемингуэй.

– Похоже на попытку немцев разгадать русский шифр. Тут в углу дата 5 марта 1942 года – недавняя. Немецкая группа армий «Север» перехватила, видимо, шифровку советской 122-й бронебригады.

– Насколько это важно?

– Мне-то откуда знать.

Следующий документ тоже был с Восточного фронта.

– Переведешь? – спросил Хемингуэй. – Я вообще-то немного умею читать по-немецки… Ленинградский фронт, сеть командующего, так? Но что это за цифры? Килогерцы – это ведь радиочастота?

– Да. Немцы, как видно, пеленговали советские радиосети. Станция, помеченная как К300а, работает на 3000 килогерцах. Ее позывные предполагают, что это 8-я советская армия. Другая станция, L001, работает на частоте 2550 килогерц. На диаграмме показаны коммуникации между тыловыми позициями и передовой. Думаю, передовая – вот этот узел, обозначенный 8L. Заметки справа внизу относятся, видимо, к 55-й армии и к «2.St.A», то есть к той, которую Советы называют Второй ударной.

– И кому это всё предназначалось?

– Понятия не имею.

– Нужна ли разведке США такая информация о Советах? Они наши союзники, как-никак.

– Не знаю, – честно ответил я. – Может, и да. Сбор информации со временем становится самоцелью, и не столь уж важно, за кем мы шпионим.

Хемингуэй поворошил бороду, вытряхивая песок.

– Большой ты циник для разведчика, Лукас.

– И это не важно. А вот тут у нас, кажется, карта Крыма.

– «Расположение вражеских батарей», – перевел писатель.

– Прошлый ноябрь. Бои к югу от Севастополя.

– Опять немецкие разведданные?

– Они. Это, видимо, так называемая звукосветометрическая разведка. Пронумерованы все позиции советской артиллерии, включая вот эту, с корабликом, – ее, похоже, ликвидировали встречным огнем.

– Вся информация, кроме залива Френчмен, о Советах.