– Пол, посмотри на меня, – мягко говорю я, присаживаясь на край кровати. – Ты меня видишь?

Самое неприятное в ночных кошмарах сына то, что он не спит, но и не бодрствует. Он смотрит на меня, но видит что-то помимо меня или сквозь меня. Его глаза расширены. Он дрожит. И снова кричит.

– А-ма!

Я протягиваю к нему руки и потираю кончики больших пальцев о кончики указательных в традиционном жесте акха, чтобы привлечь его внимание к себе. Он забирается ко мне на колени, но я не удостоверюсь, что сын полностью проснулся, пока он не назовет меня мамой. Он редко бывает достаточно вменяемым, чтобы рассказать мне, о чем его сны, кроме того, что там «монстры». Но сегодня ночью он рассказал мне немного из того, что помнит.

– Я заблудился в лесу. Кругом сломанные деревья. Не слышно ни одной птицы. Тихо и жарко. По моим ногам текла такая сырость, что я подумал, что описался…

Я крепко обнимаю его. В последнее время он несколько раз мочился в кровать. Если бы он рос в деревне, жидкость просто пролилась бы вниз между планками бамбукового пола. Здесь же доктор Кац называет это «поводом для беспокойства».

– Потом пошел дождь, – бормочет Пол. – Муссон, о котором ты мне рассказывала. Мне казалось, что я тону. Утонуть в лесу – страшная смерть, так ты говорила, мама?

Мама. Уже хорошо.

– Ты не утонешь во время муссона. Ты живешь в Аркадии. У нас засуха…

– Но, мама…

– Ш-ш-ш. Закрой глазки. Я здесь…

Я напеваю ему, пока не почувствую, что его дыхание становится глубже. Мне не нужна А-ма, чтобы истолковать сон сына. Он боится школы. Я это понимаю. Но он также уловил некоторые мои тревоги. Мне нужно быть осторожнее, когда я разговариваю по телефону с братьями, а в разговорах с Цзинем я должна быть особенно бдительной. За последние пару лет сухие сезоны в чайных горах стали более продолжительными, а муссоны – более интенсивными. У нас рано распускаются почки чайного листа, а десятидневный сезон сбора длится дольше. Хуже того, новая погодная модель сдерживает рост растений – именно это видел Пол в своем сне. Я чувствую изменения в листьях, но я не ученый и не знаю, что это значит. И все же я тревожусь, и моя тревога вторгается в сны моего сына.

Нет ничего хуже, чем видеть, как страдает твой ребенок. Каждое утро я спрашиваю о его снах. Падало ли дерево? Был ли пожар, собака на крыше или разбитое яйцо? Но эти вопросы не успокаивают его, не помогают понять свое место в мире, Пол пугается все сильнее, а его сны становятся все более мучительными. Я чувствую себя ужасно из-за этого и, честно говоря, не знаю, что делать.