– Я понимаю, ты пришел на похороны, – перебивает меня Сейдж. – Но почему?

У меня в голове возникают разные ответы: потому что прийти сюда – это правильно; потому что в нашем отделе принято ходить на похороны бывших узников, которые выступали в качестве свидетелей; потому что Минка стала участницей моего расследования. Но настоящая причина того, что я здесь, – это мое желание быть рядом с Сейдж.

– Я, конечно, совсем мало был знаком с твоей бабушкой, но по тому, как она смотрела на тебя, когда ты не видишь, понял, что для нее семья – главное в жизни. Как и для большинства евреев. Это стало частью коллективного бессознательного. – Я бросаю взгляд на Сейдж. – Вот я и подумал, что сегодня могу побыть твоей семьей. – Сейдж застывает в неподвижности, потом я вижу, что по ее щекам текут слезы, и тянусь к ней сквозь невидимую стену, беру за руку. – Это мелочь, но все же: ты плачешь как от радости, что в День благодарения за столом появился нежданный гость, или вроде как от ужаса, если бы вдруг узнала, что кто-то из твоих дальних родственников извращенец?

С губ Сейдж срывается смешок.

– Не знаю, как ты это делаешь.

– Что делаю?

– Возвращаешь меня к жизни, – говорит Сейдж. – Но все равно спасибо.

Барьер между нами, который я вообразил, мгновенно рушится. Я сажусь на диван рядом с Сейдж, и она кладет руку мне на плечо легко и просто, словно всю жизнь так делала.

– А если это мы виноваты?

– Из-за того, что вынудили рассказать свою историю?

Сейдж кивает:

– Не могу отделаться от ощущения, что если бы я не завела речь об этом… если бы ты не показал ей фотографии…

– Ты этого не знаешь. Перестань терзать себя.

– Просто это так обыденно, понимаешь? – едва слышно говорит она. – Пережить Холокост и умереть во сне… В чем тогда смысл?

Я на мгновение задумываюсь:

– Смысл в том, что ей довелось умереть во сне. После ужина с внучкой и весьма симпатичным юристом. – Я не выпускаю руки Сейдж из своей; ее пальцы безупречно сплетаются с моими. – Может быть, она умерла всем довольной. Может быть, она успокоилась, Сейдж, и почувствовала, что все будет хорошо.

Церемония по всем статьям организована отлично, но я почти не слежу за ней, а все время оглядываюсь по сторонам – не появится ли Райнер Хартманн. Я и теперь еще не исключаю такую возможность. Убедившись наконец, что он не придет, сосредоточиваю внимание на Адаме, который скромно стоит в глубине зала, как и подобает руководителю похорон, и пытается не смотреть на меня волком всякий раз, как Сейдж берет мою руку или утыкается лицом мне в плечо.

Не стану скрывать, это довольно приятно.