В ту среду на излете августа Элизенда Вилабру встала, как обычно, в половине седьмого утра, и ей показалось странным, что рассветные лучи солнца все еще не окрасили занавески. Она зажгла стоявший на тумбочке ночник и сначала подумала, что отключили электричество. Потрогала лампочку и убедилась, что она нагревается. Уже несколько недель она не читала, не могла сосредоточить взгляд ни на каком предмете, все время спрашивала, сколько человек в комнате, ощупывала вещи и решения и не отказывалась от руки Сьо. Но она еще видела; расплывчато и с пятнами, но видела. А в ту августовскую среду в половине седьмого утра она вынуждена была выключить бесполезный теперь свет и снова лечь, упорно глядя в потолок, которого не видела. Всевластная сеньора глубоко вздохнула и приготовилась хладнокровно вступить в мир вечных теней.

62

Семейства Вилабру Рамис-и-Вилабру-Кабестань, то есть, соответственно, семья Элизенды и семья Сантьяго, ее мужа, были двумя франкистскими ветвями рода Вилабру. Со стороны Элизенды это были Вилабру из Торены, Вилабру Брагулат, а со стороны ее мужа – Вилабру-Комельес, уже три поколения которых проживали в Барселоне и с начала двадцатого столетия имели тесные связи с консервативными монархическими кругами страны, особенно по линии Комельесов, состоявших в родстве с семейством Арансо из Наварры, о которых говорили, что они были карлистами еще до того, как возник карлизм. Да. Да. Нет, как раз со стороны Роуре, да. Что касается Кабестаней, то, насколько я понимаю, они не принимали ничьей стороны, но всегда держали нос по ветру. Кстати, эти Роуре были кровными родственниками других Роуре. Представь себе. Одни – из СЕДА, а другие – из левых республиканцев, а на Рождество вместе ели эскуделью.

– Богатые не убивают друг друга из-за таких вещей.

– Пока не разразится война. Тогда богатые люди исчезают, а их злоба и вражда остаются. Так что, может, друг друга они и не убивают, но других-то убивают.

– Ты имеешь в виду сеньору Вилабру?

– Вся деревня знает, что те трое, что принимали участие в казни отца и сына Вилабру из Торены, погибли от рук алькальда Тарги.

– И что?

– Это была ее месть.

– Ты можешь это доказать?

– Нет, хотя совпадений слишком много. При этом, похоже, они с Таргой смертельно ненавидели друг друга. Не знаю… я тогда был слишком молод… и у меня были другие заботы. Но в деревне об этом поговаривают. И знаешь… – Жауме Серральяк неожиданно умолк. Потом резко, словно под напором нахлынувших воспоминаний, прервал молчание: – А ведь я был одним из последних, кто видел учителя живым.