Долго смотрит он на нее. Говорит, боюсь, ты прошлой ночью привела сюда с собой нечистого. Боюсь, он здесь среди нас, разводит ложь, недоверие, подозрительность. Это нечистый владеет твоим языком. Это нечистый пойдет с тобой, когда я отправлю тебя на дорогу. Подумай об этом. Душа твоя в аду.

Ее глаза говорят, как может так быть, что у мужчины власть над твоей душой, но ты располагаешь собственным телом, женщина должна быть способна молиться Богу день напролет, не будучи Ему женой.

Думает, а если ты поняла все неверно про Бога и про Отца, при всем, что ты натворила, что Отец все-таки свят и святы все люди вокруг него, а проклята будешь ты.

Высматривает в лице у Отца ответ, разглядывает его волосатые уши, лицо его мятое, его глаза, что впивают кожу ее, руки, способные ее избить.

Вот тут-то он и кричит. Пошла вон.

Назавтра день приносит мерзкую полутьму, словно зиму. Она проводит день на камне, у всех на виду. Нет ей дела, кто там застанет ее за куреньем. Сроду не чувствовала она себя так далеко от Бога, так далеко от жизни, какой хочет жить. Разглядывает разломленный небесный свет и видит в дальней дали брешь между землею и небесами. Потягивая трубку, выдыхая голубой дым, что прочерчивает в небе ее угрызенья. Думает, осталась всего щепоть табаку, но Хенри Благ прозванье свое оправдает.

Отец нынче ходит по общине с раздраженьем в крови, эк взгляд его бессонный бродил по ней в то утро. Эк остановил он гул молитвы и вперился в нее. Эк сказал, есть среди нас та, кто отказывается исповедоваться. Как поворотился к ней прежде прочих. Попросишь ты полной исповеди. Это последний раз, когда велю тебе.

Мэри Банни, выветренная до щепки, отказывается есть. Мэри Банни что ни день со своими значеньицами, как сербает она лишь наперсточек супа, ест лишь корку хлеба, словно в прозиманье Божием последних лет не хватило ей страданий, и непременно надо морить себя, потому что кто-то другой не исповедан. Мэри Треллик рассказывает всем, кто готов слушать, о своих виденьях конца, что принесет перекати-огонь.

Она думает, как можешь ты ему отказывать, он столько всего сделал для тебя, для жизни твоей здесь в общине, пища, что дана была тебе, разве женщины здешние не святы во всем, что делают? Чего ж им нетрудно делать то, чего от них требуют? Не ты ли по сию пору осквернена была нечистым?

Хенри Благ находит ее на поле, она жестом просит у него табаку, и он угощает. Говорит, у нас нынче утром опять головой назад роды. Третьего ягненка в этом году теряем, прокляты мы невезеньем.

Об этом она размышляет. Хотела бы знать, что происходит с душой, какой отказано в рожденье, и почему такое случается? Что ж это за Бог, раз вот так передумывает, дает душе врасти в тело, а затем в последний миг пресекает? Бродит ли душа, страдая утратой некой невыразимой части себя, вроде как близнец, утративший брата?