— Итак, гражданин Чулаки, прослушайте обвинения! — Иван Артакович взял листок и голосом лектора, желающего быть понятым аудиторией, стал читать первый пункт обвинения.

Чулаки обвинялся в том, что готовил хакерские атаки на атомные электростанции в Курске, под Тверью и в Петербурге. Авария всех трёх электростанций накроет Россию радиоактивным облаком до Урала. Европейская часть России обезлюдет. В ней останутся мутанты. Остатки населения уйдут за Урал. Осуществится план Гитлера по вытеснению русских за Уральский хребет.

— Вы признаётесь, Чулаки, что замыслили план «Барбаросса»? Готовы назвать имена хакеров и адреса хакерских центров в Брюсселе, Амстердаме и Праге? — Иван Артакович улыбался длинной улыбкой зверя, готового сверкнуть жестокими клыками. Смотрел, как бьётся в цепях Чулаки.

— Мерзкая тварь! — Чулаки плюнул в Ивана Артаковича. — Отдаёшь нас, своих недавних друзей, на заклание! Надеешься уцелеть в мясорубке Русской истории? Ты уже в мясорубке! Ты фарш! Всё, что когда-то было изысканным и утончённым Иваном Артаковичем Сюрлёнисом, уже превратилось в хлюпающий кровавый фарш! Его кинут ненасытной грязной собаке, которая и есть Русская история!

— Чулаки, вам придётся сознаться в замышляемом преступлении! — Иван Артакович щёлкнул пальцами, издал звук, каким подзывают официантов. В комнату влетела яростная и счастливая Госпожа Эмма. Её долго держали взаперти, притравливали на человечине и теперь спустили с поводка. В руках у неё был ременный бич с маленьким узелком на конце. Она расставила ноги в чёрных блестящих сапогах, очертила хлыстом свистящую восьмёрку и всадила удар в Чулаки. Хлыст был устроен так, что кожаный узелок рвал одежду. Чулаки орал, бился в кандалах, уклонялся от ударов. Госпожа Эмма ударами хлыста раздевала его, срывала обрывки пиджака, клочья рубахи, изорванные комья брюк. Голый Чулаки, поросший рыжеватой шерстью, метался в цепях, а кнут, содрав с него одежду, теперь сдирал кожу. Каждый удар отсекал от него лепесток кожи. Чулаки стал полосатым от длинных ран. Повис в цепях, с бельмами закатившихся глаз. Госпожа Эмма хохотала, скакала, похожая на дикую наездницу, пока Иван Артакович, не пнул её ногой:

— Пошла вон, сука! Не можешь без сырого мяса!

Охранник принёс ведро воды, окатил Чулаки. Вода, стекавшая с него, была розовой. Чулаки очнулся. Иван Артакович показал ему листок. Чулаки пролепетал:

— Да, да, признаюсь!

Лемнер сострадал Чулаки. Ему хотелось извлечь золотой пистолет и пристрелить мученика, которому ещё предстояли невыносимые пытки. Но Лемнер оставил пистолет в кобуре. Он ждал, что Чулаки в своих признаниях откроет тайное участие в заговоре Ивана Артаковича. Лемнер не знал истинного устройства страны, в которой ему довелось родиться и жить. Теперь кнут срывал не только кожу с Чулаки. Он обнажал истинное устройство страны, и это устройство было смазано кровью.