Лемнер видел, как из подъезда выбежали трое, без оружия. Побежали по пустырю, двое быстро, третий волочился прихрамывая. Двух уложили у детской карусели, они легли на снег, не добежав до красных и жёлтых люлек. Третий, хромая, добрался до пробитой цистерны и укрылся за её вздутым боком.

Лемнер в бессилии бил кулаком по крыше, и железо гремело.

— «Штык»! Я — «Пригожий»! Атакуй, мать твою! — посылал он в бой подкрепление.

Церковь, спрятанная в районе «Дельта», была готова к венчанию. Лемнер был жених, прорубался к алтарю.

Он видел, как Вава машет руками над головами командиров, и те словно уклоняются от ударов, хватают рации, кричат в рации и телефонные трубки.

— «Штык»! Я — «Пригожий»»! Готовь второй взвод! Тебя поддержат вертушки и танки!

Два танка, неуклюжие, как навозные жуки, пробирались в развалинах, искали позиции. Прострекотало, протрещало над крышей, накрыло блеском винтов и пятнистыми брюхами. Вертолётная пара взмыла, развернулась, нацелила вниз рыбьи головы. Вертолёты один за другим метнули растопыренные пальцы с отточенными когтями. Рванули высотку, сдирая верхний этаж. Сыпался бетон, горела откупоренная верхушка башни, падали головни. Вертолёты развернулись, извергли пушистые трассы. Трассы ушли в фасад. Ломались стены, открывая нутро квартир с болтавшимися абажурами, разбитыми зеркалами, горящим тряпьём.

«Тебе, любимая!» — Лемнер помогал снарядам, распахивал бетонные занавески квартала «Альфа», продираясь к алтарю. И уже работали танки, вбивали в высотку снаряды, сотрясали этажи, и на лестничных клетках вздрагивали мертвецы, прилипали к потолкам остатки тел, и казалось, в квартире протечка, с потолка падали красные капли.

Лемнер водил биноклем. В светлом, чистом, словно слеза ребенка, круге видел, как качается на арматуре не успевшая упасть стена, рывками, будто кто-то жадно курит, вырывается из окон дым. На снежном пустыре, среди геометрических, оставленных колёсами линий лежат убитые, а живой, сжавшись, как эмбрион, прячется за цистерной.

Исчезла алая камергерская лента зари. Небо было серое, в жёлтых пятнах, как нестираная простыня.

«Тебе, любимая!» — Лемнер дышал сквозь оскаленные зубы, и от его вдохов и выдохов рывками валил дым из окон.

Два бэтээра, взяв на броню взвод, покинули укрытия, пересекли пустырь, не задетые гранатомётами. Ссадили пехоту, долбя пулемётами подъезды и первый этаж. Дождались, когда последний штурмовик втянется в подъезд, и ушли, подобрав у цистерны уцелевшего после атаки бойца.

И вновь была тишина. Высотка казалась огромной головой с проломленным черепом. Отовсюду, из глаз, ушей, ноздрей, разорванного рта валил дым.