Его мастерская была, как всегда, забита самыми разнообразными вещами, и все же, как ни странно, там царил определенный порядок, да и сама комната выглядела гостеприимно. Ткани, развешанные в виде портьер, свернутые в рулоны и сложенные в стопки, были повсюду, и Кларе хотелось либо провести по ним рукой, либо даже целиком в них завернуться. Они прошли к задней стене мастерской – здесь было дальше от улицы и еще спокойнее. В стене было всего одно темное-темное окно, а напротив него стояли два кресла и маленький круглый столик между ними, а на нем – стакан с виски или с чем-то еще. А возле окна по-прежнему стоял телескоп и внимательно, как ворона, наблюдал за происходящим. Или, может, как часовой, салютующий ночному небу. И Клара невольно подумала: до чего все-таки это волшебное место. И, естественно, вспомнила тот вечер – ах, как же давно это было! – когда они с Айвором вместе смотрели в телескоп на звезды, и она чувствовала на плечах его теплые руки, а на волосах его дыхание.

Ей нужно было хоть что-то сказать, поскольку он, похоже, ничего говорить не собирался, и она спросила:

– Надеюсь, в наших отношениях ничего не изменилось?

Он громко сглотнул.

– Ты всегда будешь моим другом, Клара, – сказал он, и при слове «друг», которое могло быть столь же наполненным, сколь и пустым, у Клары все внутри похолодело. Итак, друг. Вот кто она ему. Вот что она из себя представляет. Они друзья, и только. А ведь когда он только произнес это слово, она совершенно однозначно, отчетливо поняла, что хочет большего.

Сверху донеслось попискиванье младенца.

Значит, это правда.

Айвор вскочил; выражение лица у него было одновременно и извиняющееся, и решительное. Он провел рукой по лбу, сказал: «Я, пожалуй, лучше…» – и убежал.

Отсутствовал он вряд ли больше минуты и вернулся к ней, неся на руках какой-то тугой сверток, чем-то похожий на мумию из книжек Алекса о фараонах и пирамидах.

– Это кто ж такой? – спросила Клара вполне спокойно, гораздо спокойней, чем сама ожидала. Она сумела с этим справиться.

– Это Патриция Кейт Дилани. – В темных глазах Айвора вопросы тоже так и роились. – Я ее позавчера забрал. И Морин здорово мне помогла.

Клара неловко встала, зацепившись кардиганом за спинку стула.

– Какое красивое имя!

– Хочешь подержать?..

И Айвор протянул ей девочку. Последовало еще одно замешательство, вызванное путаницей чувств «слишком много прикосновений / стараюсь ни к чему не прикасаться», и она взяла малышку, прижала ее к себе и снова села.

Девочка была просто прелесть. Клара вспомнила, как кто-то говорил – может, она сама? – что младенцы способны учуять страх. Вспомнила, как нервничала, когда впервые знакомилась со своими детьми. Ведь их было сразу восемь! А сейчас она, похоже, боялась всего на свете. И Айвор старался подбодрить ее взглядом и одобрительной улыбкой.