– Он не любил ее к тому времени. Прошло много лет, – припоминает Ленни.

– Она много значила для него, и он обошелся с ней дурно.

– Но она была надзирательницей в Освенциме и стала причиной гибели сотен людей, – говорит Ленни.

– Если бы тот, кого я люблю, поступил бы так же, я не перестал бы его любить. Если бы ты убил сотню людей, я бы все равно считал тебя своим другом.

– Неправда, – Ленни качает головой, – ты слишком справедлив, чтобы простить такое.

– Я просто знаю, что этого не сделаешь, – он улыбается, – святоша.

– Удивительно, мистер Прикли, что вы не подобрали ни одной книги про священника. Ленни не помешало бы узнать свое будущее, – говорит Том.

– Я знаю свое будущее. Я приму сан и буду служить в церкви Святого Евстафия.

– Почему? – спрашиваю я.

– Я уже говорил: я хочу посвятить себя Богу.

– Но почему?

– Потому что это единственный вариант, который я для себя вижу.

– Ты не сможешь жениться.

– Я знаю.

– И иметь детей.

– Знаю.

В его взгляде ни разу не возникает ни сомнения, ни страха – это пугает, но восхищает.

– И тебе придется ждать лет сто, пока отец Кеннел отдаст концы, – отмечает Том.

– Не говори о нем так, он хороший человек, – просит Ленни без злобы, но с непреклонной убежденностью в сказанном.

– Знание языков и религиозных догматов не делает его хорошим человеком, – парирует Том.