Я с такой силой прикусываю щеку, что чувствую железный вкус крови во рту.

– Этой ночью Нил Прикли подвергнется казни в виде распятия.

Кровь мощной волной отливает от конечностей, от головы. Они собираются его распять? Распять, как Христа?

Я подаюсь вперед, Роберт пытается схватить меня за локоть, но я вырываюсь.

– Не делайте этого!

– Миссис Прикли! – громогласно объявляет Йенс и уже тише добавляет: – Флоренс, мы понимаем, что тебе больно это слышать, но такова воля Господа.

– Вы распнете его?

– Все верно. – Он оборачивается и смотрит на крест, на котором никогда не было Христа – теперь будет. – На этом кресте. Мы пробьем ему запястья и ноги и оставим, чтобы его тело ослабло и его покинули бесы, которые в нем давно поселились.

– Его тело покинет и душа…

– Все в руках Господа.

Бей, беги или замри. Я отчаянно хочу ударить его по самодовольной морде, но не успеваю двинуться – Доктор кивает и меня хватают несколько мужчин, тех самых, которые когда-то сидели напротив и были готовы взять меня в жены. Они заставляют встать на колени и давят на плечи, не позволяя подняться.

Скрипят дверные петли, и в зал вносят Нила. Я могу лишь догадываться, что это он. На нем набедренная повязка, и каждый из присутствующих видит измученное тело в синяках и кровоподтеках. Голову венчает терновый венок. Шипы вонзились в лоб. Его глаза застилает кровь, мои – слезы. Что они с ним сотворили?

Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се, Человек!

– Помолитесь же за душу этого грешника, дабы Господь простил ему грехи.

Мужчины передают меня в руки Кеннела – его хватка не менее сильная, железная. Ни сострадания, ни мягкости.

Крест такой тяжелый, что трое мужчин едва опускают его. Один из них – Джонатан Арго.

Дыхание преподобного на щеке:

– Прошу, Флоренс, не делай глупостей… Сдаться – это не всегда плохо.