— А я не привык. Мы для вас детишки, как один тип сказал, но поглядим, кто посмеется последним.

— Это смех сквозь слезы, Алексей, вам не понять. И вы меня натурально переживете, еще некролог, может быть, напишете и посмеетесь. Филолог про филолога. Ведь вам удалось совершить этот подвиг?

Алеша вспомнил про свои восемнадцать баллов и слегка повеселел, сменив гнев на милость.

— Я средне сдавал: две пятерки, две четверки. Но…

— Отчего же средне? Вы молодец, поздравляю. Так до встречи. Будете отвечать мне… ну, там про заблуждения символистов на примере «Мелкого беса» и дрожать. Да я ловко устроился и профессор снисходительный… Вас куда отвезти?

— Никуда, спасибо, я тут в общаге, близко. Лиз, ты ведь завтра не уедешь еще? Позвоню.

— Ага, до завтра.

И Алеша двинулся к метро: Казанский вокзал, милое Милое, беседы с Кириллом Мефодьевичем, малиновое окошко за зеленым забором и чужая любимая жизнь.

— Ты собираешься уезжать? — спросил Иван Александрович, распахнув перед ней дверцу машины. Она с облегчением скользнула на пружинистое сиденье. Элегантный пожилой господин в полосатом палевых оттенков костюме вынырнул из «мерседеса» рядом, закричал:

— Иван! — и засмеялся. — «Горе миру от соблазнов»!

— А, привет, — отозвался Иван Александрович холодновато. — Какими ветрами?

— Из Лондона. В отпуск.

— Как дети? Соня?

— Так же… нормально.

— Поклон ей от меня.

— Никаких поклонов! Ждем непременно, я позвоню… и вас… мисс?..

— Елизавета Васильевна, — отрубила Лиза, сбивая вкрадчивую фамильярность; но этого не собьешь.

— Елизавета… как? Васильевна? Прелесть! Аркадий. Можно Аркаша.

Аркаша ее ничуть не заинтересовал, она прощалась с египетской пирамидой, сиренево-стеклянным гуманитарным корпусом, сверкающими струями фонтана-бассейна, к которым хотелось прильнуть и вымокнуть до нитки, пить долго, жадно, растворяясь, забываясь…

— Я хочу пить, — сказала она.