— Да вот заехал узнать, как жить дальше. Нету их.

— Они уже едят окрошку. Значит, тебя можно поздравить?

— Да вроде. Тебя, конечно, тоже?

— Я получила двойку.

— Ты что?! — Алеша как-то рухнул рядом, тоже оперся спиной о стенку, взял Лизу за руку. — Не может быть, Лиз… Что досталось?

— Эти… как их… Столыпинские реформы.

— Так мы же вчера про них…

— Ну, растерялась. Да ладно, вспоминать неохота.

— Ты им про пятую Думу, что ль, рассказывала? Я ж тебе русским языком… — замолчал, сжав ей пальцы до боли. — Никогда себе не прощу.

— Больно! Чего ты не простишь?

— Я должен был сдавать вместе с тобой. Черт меня дернул! Да, похоже, в эту пылкую погоню с препятствиями за неуловимыми непонятными взрослыми замешался нечистый. Иван Александрович показался в конце коридора, подошел, Алеша с Лизой встали, держась за руки, по его взгляду она поняла, что надежды нет, и спросила:

— Вы знакомы или не знакомы?

— Слышал, видел, но не имел удовольствия… Иван Александрович.

— Алексей. Так вы из этого заведения?

— Из этого самого.

— Небось доктор или профессор?

— И доктор, и профессор.

— Ловко устроились. А знаете, что у вас тут творится?

— У нас тут немало… что именно?

— Человек сдает на одни пятерки, представляете, что это такое?