— Ну, я пошла, — сказала Поль.

Круг четвертый.

— Это Полина — моя невеста. А это ее земляк Алексей.

— Счастлив познакомиться и могу только представить, как счастливы вы, доктор.

— Я за рулем. А вы не представляйте, а женитесь, усыновляйте — и в Нью-Джерси, пока нет сильной конкуренции. Правда, над Атлантикой нередко случаются авиакатастрофы. Шучу.

— Ваши шуточки вечно отдают мертвечинкой, — прошипел хозяин. — Я никуда не собираюсь.

— Тоже верно, здесь интересней. Вот мотаемся по Москве: бушуют, строят башню, разрушают, пьют за красоту.

— Национальная черта, — хозяин усмехнулся, — обусловленная, говорят, климатом и широкостью здешних равнин.

Какие-то равнины померещились вдруг Алеше, бескрайние, заметенные снегом, а кругом незабудки. И она живет в этом кошмаре. Подлый паучок! Паучок спросил у хозяина рассеянно:

— Боитесь? — снял очки, неторопливо, словно вслушиваясь во что-то постороннее; в высокую башню почти не долетал гул Москвы.

— Ничего я не боюсь! — отрезал хозяин — и обратился к Поль: — Вы ведь невеста? Вы не боитесь? Ну, ваше слово!

— Ну, я пошла, — сказала Поль.

Круг пятый, последний.

— Это Полина — моя невеста. А это ее земляк Алексей.

— Откуда же земляки? — с улыбкой глядя на Поль, поинтересовался хозяин (еще двое сидели, глядели и улыбались справа и слева от него).

Вэлос объяснил.

— О, гнездовье русской души! Как приятно, должно быть пройтись Очарованным Странником по Скудным Селеньям, по Темным Аллеям и Бежину Лугу.

— И полюбоваться на Семерых Повешенных, — процедил левый сосед. — Тоже русская красота.

— Леонид Андреев, — вмешался правый, — это уже вырождение, декаданс в его крайнем…

— Вырождение. Правильно, — левый. — Повешенных не проигнорируешь…