Сначала на лице появляется смешанное с восторгом удивление, вроде того, про которое говорят: я не верю собственным глазам. Следом он и она желают познакомиться, и, если Майкл по какой-то причине даёт согласие, удивлённые восторги быстро переходят в страсть. А то и в любовь.

Так вот. В случае с Мозесом Майкл не видит никаких причин, по которым он желал бы общаться с парнем с оливковым грубым лицом, возомнившим себя местечковым авторитетом.

Опять бежать? Да-да, конечно! Сразу, как только сизый цвет ночи, спящий за узким, плохо открывающимся окном начнёт одеваться в чётко очерченные одежды утра, Майкл туго свернёт матрас и подушку (он специально купил такой матрас – лёгкий, походный), закинет нехитрые пожитки в рюкзак и исчезнет навсегда из этого дома, с этой улицы, из этого района. И по уже заведённому правилу пойдёт в мотель, чтобы перекантоваться, пока не найдёт новое жилище – такое же убогое, как прежнее.

Решение съехать успокоило Майкла, и он потянулся к экрану, чтобы дописать свои ежедневные заметки, но остановился.

Нет. Всё не так.

Пора быть честным с собой, Мигелито. Ты же обещал себе быть честным? А раз обещал, значит, должен признать, что больше не получится оставаться одному. То есть, грубо говоря (а почему, собственно, грубо, что за идиотское выражение?), так вот, иначе говоря, пришло время выйти из тени и явить себя миру. Да, тебе придётся вступить с этим миром в разнообразные отношения и со страхом возможных последствий ждать очередных войн между теми, кто попадёт в ловушку твоего образа.

Дежавю?

Конечно. Всё уже было.

Сначала в Мексике.

Затем в школе Барта.

Чёрт побери, Майкл не хочет даже думать о том, что начнётся, когда он останется один на один с этими мужчинами и женщинами, подростками и стариками, толстыми и худыми, подсчитывающими барыши богачами и бедняками, берегущими последний грош.

И дело не только в возможных последствиях. Есть и другая причина, не менее веская.

Майкл разочаровался в них. Разочаровался окончательно, когда пришёл в большой мир из тесного, ограниченного рамками леса школьного мира. Наивный, ты думал, что плохо было в школе, а здесь будет прекрасно? Думал, что тебя ждёт пространство, пульсирующее брызжущей энергией и наполненное до отказа исключительно возвышенными и сильными духом людьми? Пространство, в котором все мужчины – герои, а женщины – необыкновенные красавицы?

Почему ты так думал, Мигелито?

– Дурень, – сказал бы Гонсало – и был бы прав.

Он стал что-то понимать ещё там, в городе, куда воспитанники Барта ездили за развлечениями и едой и где он никогда не бывал один, пока Джейн не заболела, поэтому не замечал или не желал замечать, что на него обращают внимание.