Возможно, потому не замечал, что привык игнорировать общее внимание так же, как игнорировал его в школе.

Впервые приехав без Джейн, он был уже на пороге маркета, когда услышал позади себя нечто похожее на птичий свист и клёкот одновременно.

– Фью-у-у-у! Вот это да-а-а-а!

И, обернувшись, едва не столкнулся нос к носу с разбитной девахой с розовыми прядями и характерным вызывающим макияжем подростка из неблагополучной семьи.

На широком раскрашенном лице девахи светился неприкрытый восторг.

– Ты откуда такой свалился, чувак? С небес, что ли? – спросила она, но зацепилась за его взгляд и тут же замерла, будто загипнотизированная.

Облегчённо вздохнув, Майкл только решил уйти, как выкрашенный чёрной помадой и набитый жвачкой рот зашевелился, послал импульс в мозг, и деваха обрела дар речи.

– Й-а-х-у-у-у! Да у тебя глаза совсем синие, что ли? – завизжала она. – Не, правда, чувак, они совсем синие! Эй, пойдём со мной! Я тебя всем нашим девчонкам покажу!

И, недолго думая, схватила его за полу мешковатой куртки.

– Руки убери, – тихо сказал он и улыбнулся.

Она подчинилась сразу. Молча разжала пальцы и так же молча, не произнеся больше ни единого слова, смотрела ему вслед, пока Майкл, еле сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом, удалялся от неё в глубину маркета.

Ошеломлённый нападением, он тут же купил большую вязаную шапку и очки в толстой и грубой оправе с затемнёнными, имитирующими оптические стёклами и, поглядев в зеркало, вздохнул с облегчением, хотя в голове мелькнуло, что смотрящий на него стройный юноша в очках и шапке выглядит не хуже прежнего.

От красоты не спрячешься, да, Мигелито?

Маскарад с шапкой и очками помогал, конечно, но не сильно.

Его открыто, не стыдясь, сверлили глазами, ахали в спину и норовили пристроиться поближе у торговых прилавков. Могли часами преследовать. Девчонки кричали непристойности, от которых у него розовели щёки. Взрослые женщины, годившиеся ему в матери и даже в бабушки, внезапно начинали кокетничать и заигрывать с ним, и, если Майкл не обращал на них внимания, могли унизительно злиться или закатывали истерики. Некоторые пытались обвинять его в кражах или видели в нём террориста. Он убегал, не дожидаясь, чем закончится очередная борьба очередной жертвы его красоты с собственными инстинктами.

Этот кошмар продолжался, пока Майкл не понял, что главное оружие против приставаний и истерик – его собственная сдержанность.

Никаких улыбок и ласковых взглядов, никакой вежливости или, боже упаси, комплиментов. Ничего, что могло бы намекнуть на возникший интерес. Лишь высокомерие, равнодушие и неподдельный холод. Если ситуация всё-таки выходит из-под контроля – быстрая и внезапная грубость и физическая сила в особо сложных случаях.