Она ждала Сильфу, желала говорить с ней. Бегло и вкратце она сообщила, что есть дети, нуждающиеся именно в ней — не всякая сестра ордена может войти в Темницу узника, но — лишь та, что близка с ним душой и мыслями, что истинно способна понять его. Для Сильфы таких нашлось трое, и девушка понимала, о ком идёт речь. Пройдя во внутренний двор под своды фиговой рощи, девушки направились к небольшой беседке, ведущую в кельи ордена, в чьих клетях стояли чёрные зеркала. Сильфа подошла к своей келье, где была лишь простенькая койка, столик со стаканом воды и огромное трюмо у дальней стены. Испив сладкой воды, что придавала сил, девушка вздохнула и попрощалась с Мириам. Она посмотрела в нависающую черноту — и ступила за пределы сознания, погружаясь в мглу темниц.

Было холодно, зябко, тело пробирал озноб, а в сердце закрадывалась тягучая пустота. Не было страха. Пропали все чувства, кроме дрожи и вечного ветра, столь сильного, что резал плоть. Беззвучный и колкий, он рвал одежды, оставляя грубые раны на плечах: Темница отталкивала её, не желала пускать в себя. Так всегда бывает. Так всегда было и будет: узники не желают, чтоб кто бы то ни было нарушал их покой. Закрыв лицо руками, стиснув зубы от боли, девушка шла вперёд, и вокруг неё тянулись лучи света.

Это не её страхи, не её мысли. Она — чужая здесь, и должна помнить об этом. Она пришла не помогать, а сострадать. Сочувствовать и сопереживать, но не жалеть. Их морок — это их морок, а её мысли — это сила, свет, что должен изгнать тьму их душ.

Ветер стих, раны затянулись, боль ушла. Идти стало легче, а мгла потеплела. Стало спокойно. Ощутив вернувшуюся к ней уверенность, девушка вышла на опушку ночного леса, где вкруг костра сидели трое. Все дети — рыжие, в простых крестьянских одеждах: свободные серые рубахи, такие же штаны, затянутые верёвками. Босые. Все трое — на коленях, склонив головы, протянув руки к костру. Греются. Лиц не видно: прячут. Одна — с длинной косой до талии. Дрожит. Её руки безвольно обмякли. Едва живая. Почти не дышит, вот-вот упадёт. Другая — с волосами до плеч. Трясётся, дрожит, обхватила себя за плечи, мотает головой, пытаясь отогнать мысли, тревожащие её. Третий — мальчик, — самый младший из них. Единственный, кто чувствует себя хоть сколь-нибудь свободно, но встать и идти ему мешают страх и робкость. То и дело оглядывается на сестёр, не зная, уходить ему или оставаться.

Видя себя, Гертру и Орне, Сильфа отвела взгляд. Только одного можно спасти. Остальных — оставить здесь. По крайней мере, сейчас. Будет ли у неё второй шанс вернуться сюда? Сомнений в том, что она справится со страхами каждого, у неё нет, так что вопрос лишь в выборе.