Эти слова сказала себе Дарина прежде, чем попрощаться с собой — и, докурив, покинула спальню, удалившись в синеву окна, из которого пришла. Встреча со своими страхами оказалась куда легче, нежели она предполагала.

Она снова оказалась в галерее картин, и в рамах вместо полотен плясали огни. Девушку бросило в жар, сердце забилось в испуге. За спиной она услышала громкий рёв, и в ужасе оглянулась, видя перед собой пару пылающих глаз и разинутую пасть: на неё наступал Старый Пёс. Медленно, почти в развалку, он подбирался к своей жертве, наконец, настигнув её.

Дарина сжалась, аккуратно отступая назад, осознавая, что за спиной лишь горящая стена. Бежать больше некуда, и кошмар грядёт.

***

Память — изменчивая и причудливая, сохраняет, но ничего не показывает. Или — показывает ровно в той форме, в которой это выгодно сознанию. Сильфа, Гертра и Орне были слишком долго оторваны от реального мира, так долго, что совсем потеряли счёт времени. Никто из них не может с уверенностью назвать ту самую точку невозврата, когда они оказались в Карпе.

Во-первых, это случилось слишком давно. Во-вторых, в Меке Забвения всегда находились окна, что позволяли наблюдать за своим миром, и дети могли видеть родные места, которые живут и процветают без них, и реальные воспоминания наслаивались на образы увиденного. В-третьих, и Сильфа, и Гертра слишком много и часто забирали воспоминания парня о его жизни, так что теперь восстановить истинную картину при всём желании просто не представлялось возможным. Но, погружаясь в воспоминания брата, Сильфа точно знала самое важное: он стал таким, чтобы защитить их всех. Подойдя к мальчику у костра, она села подле него, обняла за голову и притянула к себе. Их окутала тёплая тьма — и девушка обнаружила себя стоящей в тускло освещённой комнате: длинный тюремный коридор со множеством дверей, и за каждой из них — пыточная. За стенами раздавались крики, стоны, мольбы о пощаде. Слышался запах палёной кожи и тухлого мяса, вонь испражнений и гниющих тел, сдобренный ароматом пряностей и тлеющего ладана.

Поморщившись, Сильфа пошла дальше, к главной двери в конце, за которой находилась комната хозяина пыточной. Там, за столом, сидел её брат. В аккуратном тёмном костюме священника, в вычищенных чёрных туфлях и с маленьким крестиком, с зачёсанными и уложенными волосами, он, как никогда, напоминал ученика святого отца, юного палача, что яростно карает всех неугодных грешников во имя своих услад. Его глаза блестели, а на устах играла улыбка. Парень приподнялся, приветственно кивнул и пригласил сесть напротив, опустился на своё место, потирая ладони.