Посмотрев в зеркало, она не узнала себя: высокая и румяная, с длинной русой косой.

Округлые бёдра и пышная грудь.

В просторном тёмное платье с алым цветочным орнаментом вдоль рукавов, опоясана алой тканью, волосы убраны венком.

Немного смуглая, большие зелёные глаза. Осмотрела руки — длинные тонкие пальцы, совсем узкие ладони, все в мозолях. Вдоль шеи — бусы из крашеного дерева. Нарядная куколка, ничего не скажешь.

— Ганна, ты где, — гнусавый женский голос за дверью. — Тебя пан кличе, ждати устали.

— Так, Лизонько, — ответила Яна совсем чужим голосом, — я зараз, вже иду.

Дико болела голова. Сознание, занятое Благой Смертью, сопротивлялось, пыталась отделаться от непрошеной гостьи в своих воспоминаниях.

Женщина снова улыбнулась, смотря на себя в зеркало. Обнаружила, что мыслит на другом языке. Вместо красивого зеркала гарне люстерко, не хорошая кровать, а добре ліжечко. Усмехнулась своим думам, улыбнулась, снова смотря на себя.

Её снова позвали, уже мужской зычный бас — видать, сам пан Власевский уже ждёт-не дождётся.

Внутри всё сжалось: тело помнит былое, Благая Смерть — насмехается, идёт на зов.

Уже в палате пана. Грузный, полный, сам размером с половину кровати. В бороде остатки ужина — крошки хлеба, шелуха помидоров, мазки сметаны, кусочки мяса — сразу видно, вкусно поел. В халате, что едва скрывает волосатую грудь. Сидит, раздвинув ноги, упёрся руками в колени, смотрит, улыбается. Глаза прищурены, как у щура. Облизывается, манит, золотком называет.

Благая Смерть отвернулась, сдерживая короткий смешок, прикрыв рот ладонью, чувствуя, как сердце сжимается от страха и отвращения. Всё внутри восстаёт, противится — а она идёт. Скользнула мужчине на колени, обнимая шею, обвивая ногами спину.

Жадно и неумело целует, кусая губы, обдавая смрадом горилки и чеснока. Отстранилась, всё так же улыбаясь, опустилась на пол, опуская ладони на член, поглаживая восставшую плоть, оплетая её губами.

Пан возмутился, с силой схватил за волосы, притягивая к себе, отвесил пощёчину, снова встречая робкую, извиняющуюся улыбку.

Мужчина обнял девушку за талию, усаживая на колени, вонзаясь в неё. Крестьянка стиснула зубы от вспышки боли, попыталась расслабиться, позволяя войти.

Благую Смерть смешило равно и положение самой женщины, и неумение пана обращаться с ней: никакой науки, никакого удовольствия. Это даже похотью назвать нельзя. Сопит, тяжело дышит, таскает её за бёдра, раз за разом вбиваясь внутрь.

Схватил её за плечи, прижавшись так сильно, как мог, едва не ломая спину. Выкупили из крепостных, вместе с сестрой и братом. Её, самую старшую — в кухарки и, как говорил сам пан, в согревательницы постели.