Именно это для трех четвертей французов и составляет сущность брака.
– Не тревожься, друг мой, – продолжает Каролина, усаживаясь на своем месте подле камина, точно Марий на развалинах Карфагена[612], – я ничего не стану у тебя просить, я не попрошайка. Я решила, что мне делать… Ты меня не знаешь.
– Ну вот, – восклицает Адольф, – неужели с вашей сестрой нельзя ни пошутить, ни поговорить серьезно? Что же ты сделаешь?..
– Это вас не касается!..
– Простите, сударыня, совсем напротив. Честь, достоинство…
– О!.. на этот счет, сударь, вы можете не беспокоиться. Не столько ради себя, сколько ради вас я сохраню все в самой глубокой тайне.
– Но, Каролина, душа моя, что же ты сделаешь?..
Каролина бросает на Адольфа змеиный взгляд, после чего Адольф, отпрянув, начинает расхаживать по комнате.
– И все-таки, что ты намереваешься делать? – спрашивает он после бесконечно долгой паузы.
– Я, сударь, намереваюсь работать!
При этих возвышенных словах Адольф ретируется; он слышит желчный голос отчаяния, ощущает холодное дуновение мистраля, какой еще никогда не задувал в супружеской спальне.
Искусство быть жертвой
После Восемнадцатого брюмера поверженная Каролина избирает адскую тактику, заставляющую вас ежечасно сожалеть о своей победе. Каролина переходит в оппозицию!.. Еще один такой триумф, и Адольф попадет под суд за то, что, уподобившись шекспировскому Отелло, удушил свою жену между двух матрасов[613]. Каролина принимает вид мученицы и держится с убийственной покорностью. По любому поводу она ответствует Адольфу устрашающе кротким тоном: «Как вам будет угодно!» Ни один элегический поэт не выдержал бы соперничества с Каролиной; она плодит элегию за элегией: поступки и слова, улыбки и молчание, замыслы и жесты – у нее все сплошь одна элегия. Вот несколько примеров, в которых все семейные пары наверняка узнают себя.
После завтрака
После завтрака После завтрака– Каролина, мы нынче приглашены к Дешарам; ты ведь помнишь, у них званый вечер…
– Да, друг мой.