Светлый фон
добрым малым

Некая газета, находящаяся в последней крайности, просит у Адольфа одного из его медведей, исправленного друзьями, многократно причесанного, вылизанного и благоухающего ароматами всех жанров, бывших некогда в моде, а ныне забытых. Книга эта становится для Адольфа тем, чем была для капрала Трима его знаменитая шляпа, которую он то и дело пускал в ход[639], ибо в течение пяти лет кряду «Все ради женщины» (окончательное название) остается одним из самых пленительных произведений нашей эпохи.

За одиннадцать лет Шодорей завоевывает репутацию почтенного литератора, опубликовавшего пять-шесть новелл в журналах, стоящих одной ногой в могиле, дамских газетах и сборниках детского чтения.

Наконец, поскольку он холост, поскольку у него имеются фрак и панталоны из черного казимира и поскольку при желании он может сойти за элегантного дипломата и сделать умное лицо, он получает доступ в несколько более или менее литературных салонов, раскланивается с пятью-шестью академиками, у которых имеются гений, влиятельность или талант, бывает в гостях у двух-трех наших великих поэтов, а в кофейнях позволяет себе окликать по имени двух-трех женщин, по справедливости слывущих знаменитостями нашего времени; впрочем, самые лучшие отношения он поддерживает с синими чулками второго ряда, которых скорее следовало бы назвать носками, и со светилами мелких газеток – с этими журналистами он обменивается рукопожатиями и пьет абсент.

Такова судьба всех посредственностей, которым не хватило того, что люди при должностях именуют удачей.

Эта удача есть не что иное, как воля, постоянный труд, презрение к легко добытой славе, глубочайшие познания и терпение, которое если и не заменяет гения, как утверждал Бюффон[640], то бесспорно составляет его половину.

Во всем сказанном вы не видите ничего, что грозило бы хоть одной мелкой неприятностью Каролине. Вы полагаете, что эта история пяти сотен молодых людей, которые в настоящее время топчут парижские мостовые, написана в назидание семействам, населяющим девяносто шесть французских департаментов; но прочтите два письма, которыми обменялись две подруги, имеющие несхожих мужей, и вы поймете, что этот рассказ необходим, как экспозиция, с которой начиналась в доброе старое время всякая мелодрама… Вы увидите, на какие ухищрения идет парижский павлин, который ради своих тайных матримониальных планов распускает перья в родном городе и пестует свою славу, чьи лучи, подобно солнечным, светят и греют только на огромном расстоянии.

От госпожи Клары де Ла Руландьер, урожденной Жюго, госпоже Адольф де Шодорей, урожденной Эрто Вивье[641]