Вспоминать про тот нагоняй не стоило. Архаров поклонился князю и тут же спросил, что в письмах и реляциях.

- Страшно сказать, Николай Петрович. Вот, изволь, - распечатанные письма лежали тут же, в гостиной, наготове, оставалось только взять и прочитать отчеркнутые строки. - Есть сведения, что Бибиков тогда, в апреле, принял яд.

- Генерал-аншеф Бибиков? - Архаров ушам не поверил. - Что за вздор? Был он нездоров…

- Не настолько, чтобы помирать. Я не хуже твоего Александра Ильича знаю, понятие о чести у него высокое. Вот, изволь… так и пишут - встретился-де тайно с самозванцем, но признал в нем подлинно государя Петра Федоровича. От стыда, что против законного государя шел, и отравился.

- Да что ты, душа моя, такое повторяешь? - вмешалась обеспокоенная княгиня.

Волконский повернулся к ней и, не сразу справившись с волнением, произнес:

- Лизанька, друг мой… кабы я обнаружил, что против законного государя выступил… как же иначе бесчестие свое покрыть?…

- Ты же христианин, ты в Бога веруешь! - не на шутку испугавшись, крикнула Елизавета Васильевна. - Ты что же, душу свою навеки погубить бы решился?… Николай Петрович, хоть ты ему скажи…

- А как быть, коли честь погублена?… Уйди, сделай милость, не дамские это дела.

- Погоди, Михайла Никитич, - вмешался Архаров. - Бибикова еще в апреле не стало - а про яд только теперь заговорили? Враки. Языки без костей.

И тут он понял, что не только это обеспокоило князя.

- Какие еще слухи шлют нам из столицы?

- Кабы только из столицы! Крепость Осу взял в осаду, да тут же парламентеров прислал: коли есть кто, видавший его прежде, пусть выходит и признает! Нашлись какие-то инвалиды, признали - а он среди своих казаков стоял, одет на казачий лад, в бороде. Признали его - и в крепость впустили! И дорога н Казань ему открыта! А взяв Казань, куда он пойдет? Как ты полагаешь?

- Не пойдет, - хмуро сказал Архаров. - На Казани зубы сломает.

- А коли и там его признают?

Архаров прошелся по гостиной. Елизавета Васильевна встала с канапе, устремилась к нему, схватила за руку.

- Николай Петрович, батюшка мой, ты-то хоть в своем рассудке? Не может государь быть жив! Даже коли в Ропше кого другого задавили, а его спрятали - значит, потом, втихомолку, от него избавились!

- А коли бежал? Ведь и у него верные люди были! - возразил князь. - Ступай ты, матушка, да и Анюту забирай с собой.

- Нет, Михайла Никитич, я тут останусь, - сказала решительная княгиня. - Ты все твердишь - голштинцы-де исхитрились его увезти! Да они и знать не знают, ведать не ведают, какая такая Башкирия на свете есть! Ты тогда с прусским королем дрался, а я-то в столице жила, я их помню! Никто его спасти не мог - уж коли Алехан Орлов за него взялся, так что твои голштинцы, что твои немцы?