- Мишель!

- Что ж ты? Тереза, он конверт унес! С пола подхватил - и унес! О Господи! Что ж это такое было?! Колдун он, что ли? Тереза!

Тереза обняла возлюбленного и, позволяя ему опираться о свое плечо, повела обратно к постели.

Больше всего на свете ей хотелось, уложив Мишеля, уйти из этого дома навсегда. Не оборачиваясь. Молча. Идти, пока коленки не подогнутся. Ни жалости, ни боли душевной, ни даже тревоги в ней уже не осталось.

Тем более - любви…

* * *

Летняя ночь была для Федьки исполнена невыразимой тоски. Он лежал и прислушивался - где-то неподалеку пели и смеялись молодые голоса, он же был еще по меньшей мере на неделю прикован к постели.

Молодым голосам было не до отрядов самозванца, которые того гляди могли возникнуть чуть ли не у самых Варварских ворот. Жизнь для них состояла сейчас из вечной игры, затеваемой двумя юными существами, уже угадавшими друг друга и плетущими хитрые цепочки, чтобы друг друга попрочнее приковать. Прочее не имело значения.

Таков же был сейчас и Федька - вот только цепочек не мастерил, потому что невозможно же, в самом деле, простому полицейскому привязать к себе девицу из благородного сословия, которой прочат князей в мужья.

И он в уме сочинял некую повесть, на манер романов о Бове-королевиче или о преславном матросе Василии Кариотском. Это чтение, причем книги даже не всегда были печатными, чаще - рукописными, появлялось порой у лубянских грамотеев, и там-то на последней странице матрос мог дослужиться до венчания с королевной.

Федька представлял себя лихим кавалером, мысленно рубился с какими-то чернорылыми злодеями, пуская в ход подсмотренные у поручика Тучкова лихие шпажные выпады, и кого-то отбивал у врагов, спасал некую высокопоставленную особу, за что тут же прямиком из Москвы попадал в Санкт-Петербург, во дворец (дворец был вроде парадных апартаментов князя Волконского). Там ему навстречу выходила сама государыня (портреты государыни Федька, конечно же, видел, они висели обыкновенно в присутственных местах, и ему нетрудно было представить молодую красивую женщину с напудренными волосами и в горностаевой мантии). Государыня спрашивала, какой награды сей отважный кавалер желал бы удостоиться, и кто-то (Архаров, поди) подсказывал сзади: проси орден, проси деревню, проси дом в столице, проси того и другого… Тут Федька улыбался (он знал, что улыбка у него белозуба и хороша, государыне должна понравиться) и звонким голосом объявлял: ничего-де ему не надобно, кроме… Тут-то мечта обрывалась - ему вдруг делалось неловко и стыдно выговорить Варенькино имя и прозвание.