- И что вышло? - переспросил Мишель.

- Сказывать ли?

Молчание вышло длительным, а для Мишеля - и мучительным. Он вглядывался в странное лицо Ивана Ивановича, пытаясь понять, что тому известно про его затеи и проказы.

- А кое-что скажу, а ты уж, сударик, поправляй меня, коли ошибусь. Незадолго до Великого поста стрелял кто-то в обер-полицмейстера… э?…

- Право, не я, - с некоторым облегчением произнес Мишель.

- Не ты, сударик, это уж точно. Было там несколько человек, одного архаровцы изловили, да так его повредили, что руки-ноги ему отказали, язык не шевелится. Мой человек, костоправ милостью Божьей, был призван в дом к обер-полицмейстеру полечить того горемыку, да ушки на макушке держал, дворня-то при нем о многих делах толковала. И вышло, что стреляли некие немцы. На что им обер-полицмейстер сдался - не скажешь?

- У них и спрашивай, - отвечал Мишель. - Я не немец. Я и по-немецки-то слов двадцать знаю, не более.

- Дивные дела, дивные дела… - произнес загадочно Иван Иванович, не опуская пистолетов. - В доме, что князь Горелов зачем-то снял на Сретенке, хотя имеет местожительство на Знаменке, ты, сударь живмя живешь, а немцев там не примечаешь? Оно, конечно, дом велик, да ведь не настолько же!

Подождав несколько, чересчур осведомленный посетитель продолжал:

- Я знаю более, чем ты даже помыслить можешь. Дом тот снял-то не сам князь, а он деньги немцу дал, который немец завел себе метреску и там с ней жил… которая метреска и князю до того полюбилась, что он ее в Санкт-Петербург с собой возил для чего-то… а как ты полагаешь - для чего? Э?

- Послушай, Иван Иванович, или кто ты там… - раздраженно начал Мишель.

- Я-то доподлинно Иван Иванович. И я к тебе с добром пришел - ты на пистоли-то не смотри… Как договоримся, так я их и спрячу, - пообещал гость. - И ты, Михайла Иванович, вспомни еще, что князь-то тебя кормил-поил… теперь-то поди, в кармане блоха на аркане да вошь на веревочке… за девкин счет ведь живешь? Молчи! Денег дам. Этого добра у меня всегда хватало.

Небрежно сунув один из пистолетов в карман, Иван Иванович добыл из-за пазухи кошель - большой, тяжелый, длинный, вышитый золотой нитью, - бросил прямо в грудь Мишелю.

- Открой, сударыня, вытряхни на простыни, - велел он Терезе. - Там перстенек есть, рубин с алмазами, так перстенек себе возьми, знай мою доброту, за свою к Михайле Иванычу любовь.

Тереза высыпала большие золотые монеты - их было много, не менее сотни. Среди них - и старинной работы перстень с большим рубином.

- Коли поладим - много больше получишь. А теперь говори - из-за чего у вас с князем лай вышел! - велел Иван Иванович. - Полаялись-то вы как раз перед самым дельцем, тут-то мои верные люди и не уследили, а мне знать надобно. Скажешь правду - не пожалеешь, я ведь, может, на всю Москву единственный, кто тебе подсобить может.