- Мишель… - сказала она, - я прошу тебя.

- Выйди ненадолго, любовь моя, - повторил он свое приказание.

Иван Иванович не возражал - похоже, он и сам желал наконец разговора с глазу на глаз. Тереза встала и без единого слова вышла из спальни, прикрыв за собой дверь.

Первое, что пришло ей на ум, когда она оказалась в кромешном мраке, - бежать! Бежать отсюда, спрятаться где-нибудь, и тем разорвать странную свою связь с Мишелем Ховриным, связь, которую объяснить было невозможно - как если бы в Терезе сосуществовали две души, прошлая и нынешняя, и на всякое появление Мишеля отзывалась ее прошлая душа, пронизанная мажорными музыкальными аккордами, потом же, опомнившись, обретала дар речи душа нынешняя, и если прошлую Тереза могла бы сравнить с птицей, которая вся - в своем хрустальном голоске, то нынешнюю - разве что с кротом, который, лишенный зрения, роет и роет некий узкий ход, роет его и роет, и есть робкая надежда, что он выберется на свет Божий, да только сам этого не уразумеет…

Но бежать ей было некуда - за годы, проведенные в Москве, она не нажила знакомцев и подруг. И вдруг она забыла, сколько шагов до лестницы. Днем она сделала бы эти шаги и сбежала по ступеням, совершенно не глядя под ноги, но сейчас ей мешал двинуться страх. И она невольно слышала голоса в спальне - иные русские слова были невнятны, иных она просто не знала, но поняла главное - они, кажется, смогут договориться.

И от этого страх делался еще сильнее - потому что человек, умеющий вдруг приобрести такую власть над другим человеком, - либо ангел небесный, либо представитель совсем иной силы, и последнее - вернее.

Мишель, выставив Терезу, вздохнул свободнее. Он побаивался ее вмешательства. Да и были вещи, который ей слышать не следовало.

- Ну так что ж, сударь?

- Ты сам сказал, Иван Иванович, что я умен и свою пользу понимаю. Государей менять - это лишь Алехану Орлову с братцами удалось, да и то - покойный государь мало кому своим царствованием угодил, а нынешняя государыня приверженцев множество имеет. И я толковал князю…

- Говори уж, коли начал, Михайла Иваныч, - ободрил непонятный гость. - Я не поп, епитимьи тебе за крамолу не будет. Я всякое слышал.

- Я ему толковал - довольно того, что этот маркиз Пугачев с нашей помощью в Москву войдет. Пробудет он тут недолго, да за это время мы много чего успеем. А там - мир велик… И не все ли нам будет равно, кто в России на престоле? А он мне опять про Петра Федоровича да про справедливость… что денег в эту затею вложил, что голштинцам переплатил… Да только он в тепле и в роскоши справедливость воцарял, а я-то Бог весть где мотался, людей, что генерал из-под Самары, не то Сызрани, привел для дела готовил, вот - еле жив остался!