Шварц посовещался со знающим подоплеку странного обер-полицмейстерского поведения Клаварошем, а также весьма любезно расспросил поручика Тучкова. И решил действовать по своему усмотрению - то есть, разумно и логично. Необходимо было выставить на одну доску графа Ховрина и Сумарокова. Торопиться было некуда - Сумароков преспокойно пил водку на Пресне, даже не ведая, что надо бы пойти в ближайший храм возблагодарить Господа за спасительную забывчивость заговорщиков: драматурга не пригласили на представление «Димитрия Самозванца». А Ховрина следовало держать в Лефортове, пока за ним не явится тот, кто его в домике запер. Разве что злодей решил уморить графа голодной смертью - но и это сделается ясно очень скоро…
Пока же все силы были брошены на поиски Брокдорфа, доктора Лилиенштерна и… Устина Петрова. Все трое как сквозь землю провалились.
Первым делом Демка Костемаров и Яшка-Скес отправились в Сретенскую обитель. Пока изымали оттуда оружие - было не до панихид. А потом, опомнившись несколько, Демка доложил Архарову про Харитоново тело и получил приказание это тело отыскать. И оно действительно нашлось - но не на монастырской земле, и даже не меж строений Рождественской обители, и даже не по дороге к Яузе - Демка, не будучи ангелом небесным, сразу прикинул, куда бы он сам спровадил мертвое тело.
Труп Харитона подняли, как ни странно, в Звонарском переулке. Как он туда угодил - это была еще одна загадка. Никто из местных жителей этого не понимал, и Устина по Демкиным описаниям тоже не признали.
- Стилет, - сказал Архаров, когда ему принесли узкий и тонкий нож, вынутый из Харитоновой груди. - Слыхать - слыхивал, а вижу впервые. Отдайте Шварцу.
Он чуть было не сказал: «глядишь, и пригодится». Но это оружие могло служить лишь для убийства, скорого и беспощадного. Клинок - пятивершковый, рукоять короткая и с шариком, должно быть, чтобы упирался в ладонь… Странное для Москвы оружие, однако.
Демка, отдав Шварцу стилет, обратился к нему с особой просьбой - чтобы его допустили до пленных актеров. Пока они с Яшкой бегали в обитель, пока разбирались с телом и доставляли его в мертвецкую - оба старательно вспоминали все подробности своего «паломничества». Тут-то они и поняли, что шагали нога об ногу и с актерами, и с Брокдорфом, а Яшка - так даже слушал стихотворные речи Дмитрия и Шуйского.
Шварц выслушал, велел сперва продиктовать эти сердитые воспоминания канцеляристам, а потом выдал им на расправу старшего из крепостных актеров - Андрюшку, представлявшего князя Шуйского. Сам, как выяснилось, в это же время взял в нижний подвал Гаврюшку, бывшего в бунташной трагедии самим Димитрием Самозванцем.