Прежде чем ответить, Сардони выцедила содержимое бокала до последней капли. При этом она, возможно, впервые за время, которое прожила второй, послерасстрельной, жизнью, с такой меткостью и такими подробностями прокрутила всю сцену своей казни. Вспомнила каждое или почти каждое, молвленное штурмбаннфюрером слово. Но в действиях Скорцени, его словах, поведении ответа на вопрос, который мучал сейчас не только «папессу», Сардони все еще не находила.

– Боюсь ошибиться, но, кажется, он влюбился? – она вопросительно взглянула на Паскуалину. – Я согласна, что это совершенно невероятно, тем не менее…

– Чепуха, – решительно молвила «папесса». – Разведчик, диверсант такого класса отпускает на волю свидетеля, за голову которого иной его коллега трижды готов был бы рисковать жизнью… Только потому, что ты ему понравилась… Что-то не верится.

Теперь она уже сама взялась за графин, однако вовремя сдержалась, притронулась свободной рукой к локтю Марии.

– Извини, я не должна была говорить этого. Тебе ведь хотелось бы, чтобы Скорцени действительно был сражен тобой. Безумие женщины в том и состоит, что она пытается влюбить в себя даже палача, возводящего ее на костер.

– Безумие? Возможно, величие. Просто бывают случаи, когда даже костер инквизиции мы воспринимаем за костер любви.

– Поскольку многие наши костры любви мало чем отличаются в своем безумии от костров инквизиции, – неожиданно признала Паскуалина, задумчиво глядя в фиолетовый овал окна.

– Я не вижу иного объяснения. Не вижу – и все тут.

– Но ведь, отпуская тебя, Скорцени наверняка знал, что прежде всего ты отправишься сюда, в резиденцию, встретишься со мной. Он ничего не говорил такого, что должно достичь моих ушей?

– Умышленная утечка информации? Не почувствовала. Считай, что прибилась сюда, как бездомная дворняжка. Мне страшно. Позволь день-другой пересидеть у тебя. Тем более что я осталась без денег. Которые должна была получить от архитектора Кардьяни.

– Ты получишь их. Кардьяни поймет, что оставлять бедную девушку без гроша – не по-христиански.

– Но я не пойду к нему. Он мог получить приказ убрать меня.

– От Скорцени?

– Или от эсэсовки Фройнштаг. Там она правит бал. У меня создалось впечатление, что если бы Скорцени вдруг решил не похищать папу римского, Фройнштаг попыталась бы сделать это без его участия. Особа без чувств, принципов, без морали.

– Как любая соперница, – будто между прочим обронила Паскуалина. – На этой персоне остановись, пожалуйста, поподробнее.

64

64

Мария Сардони проснулась оттого, что лицо ее припекали солнечные лучи. Приподнявшись на локте, она обвела комнату взглядом и с удивлением обнаружила, что лежит на полу, рядом с низенькой двуспальной кроватью. Часть одеяла укутывала ее ноги, другая часть оставалась на кровати, с которой она, по всей вероятности, свалилась часа два назад, даже не почувствовав этого.