– Очень боялась, что тебе не удастся вырваться из рук этого варвара.
Мария недоверчиво взглянула на Паскуалину, швырнула сумку с пистолетиком на столик – к раскрытой Библии и подножию распятия.
– То есть ты знала, где я нахожусь.
– Когда ты устраивала визит Скорцени – еще нет. Ты ведь молчала.
– Вынуждена была.
– Ты молчала, – осуждающе повторила Паскуалина. – Но сегодня к вечеру у меня уже были достаточно точные сведения.
– Сработала «Содалициум Пианум»[55], догадалась Мария. Она решила не оправдываться по поводу того, почему сразу же не выдала «папессе» местопребывание Скорцени и его коммандос.
– Пришлось прибегнуть и к услугам этой святой братии, – решительно созналась Паскуалина. – Не я первой начала эти сатанинские состязания. Видит Бог – не я.
Мария уловила в ее словах явную угрозу и сочувственно вздохнула. Кому она вздумала угрожать? Что способна предпринять, чтобы отомстить или хотя бы припугнуть Скорцени?
– Папа уже знает обо всем этом?
– Нет, конечно, – прошлась по комнате Паскуалина. – Я не могу тревожить его святейшество излишними предчувствиями и предположениями.
– Не такие уж они излишние.
Паскуалина недоверчиво покосилась на Марию, словно заподозрила ее в намерении самой прорваться в покои Пия XII и выложить всю правду о том, что происходит за оградой «Кастель Гандольфо» и храма Святого Петра.
– Он здесь?
– Прибудет утром. Я специально задержалась на все эти дни, рассчитывая, что кто-то из людей Скорцени – ну хотя бы ты – вновь попытается связаться со мной.
– Я пока еще не принадлежу к людям Скорцени. Более того, именно люди Скорцени должны были вчера под вечер убить меня. До сих пор не пойму, почему Скорцени оставил меня в живых.
Появилась служанка-монахиня. На подносе стояли венецианский графинчик с красным искристым вином и тарелка с бутербродами. Паскуалина сама разлила вино по бокалам, и женщины молча, сосредоточенно опустошили их сразу же, как только монахиня исчезла за дверью.
Несколько минут Мария Сардони рассказывала обо всем, что произошло на вилле Кардьяни. Паскуалина слушала, не перебивая, только дважды – когда Мария воспроизводила допрос, устроенный ей Фройнштаг, да описывала свою казнь, – просила: «Не торопись. Это достойно того, чтобы выслушать повнимательнее».
– Как думаешь, почему Скорцени все же помиловал тебя? – напрямую спросила она, когда Мария сочла свой рассказ завершенным.
Мария вновь наполнила бокал, но распоряжаться своим бокалом Паскуалина ей не позволила.