Тит Ефимович с обостренной чуткостью воспринимал все, чем была встревожена она. За неполный день он убедился, что Полина сильнее других и разумом и волей. Сила ее тем заметнее была, чем ближе подступали минуты опасного. И тогда Полина брала ответственность на себя. И другие не спорили с ней. Силу ее он увидел и в том, что она мало заботилась о своих житейских делах, стремясь прежде всего помочь тем, кто рисковал в интересах Родины, кому надо было скрыться от врага, чтобы остаться живым.

Доверие Огрызкова к Полине за этот куцый осенний день перешло в глубокое уважение к ней. И особенно после того, как она без лишних слов свернула с дороги и пошла по извилистому бездорожью, чтобы уберечь его, Огрызкова, от опасных помех. Полицай показался первой помехой на его пути, и она решила устранить эту помеху… И теперь, зная из записки полицая о цели, которая вела Огрызкова в хутор Подкурганный, она идет помочь ему… Ради чего?.. Тут уж Титу Огрызкову просто не над чем думать: если душа ее приходит в уныние оттого, что опозорен «ими» наш трактор, то как же она страдает, думая об опозоренной матери-земле и обо всем живом, что она растила. Живое — оно же не железное. Живому от всего этого куда больней!

Подошли к маленькому ручью. Он бежит по каменисто-песчаному дну. Жизнь ему дали и дают родники, которыми богато подножие кургана. Вот и деревянная кладь через ручей: на толстых сваях лежат вплотную два тяжелых, сверху стесанных и замшелых от времени дуба.

По клади перешли на другой берег. В сторонке от маленького холмика, похожего на осевшую копну сена, из земли выходила неширокая железная труба. Из полусогнутого конца ее веселой струей вырывалась вода.

Полина спросила:

— Пойдем напьемся?.. Хочется хоть немного ключевой.

— Пойдем. Кстати и про запас наберем. — И Огрызков тут же достал из сумки флягу.

Если ключевую воду они сразу заметили, то не сразу увидели тощего старика в коротком, облезлом полушубке с куцыми рукавами, подпоясанном безобразно низко обвисшим ремнем с бляхой.

Небрежным взмахом старик остановил Полину и Огрызкова. Мелко и часто шагая, он подошел к ним. Из-под дырявой и помятой пилотки, натянутой как можно глубже, он уставился колючими глазами на них.

— Вы ж оба еще молодые. Глазам вашим положено быть зрячими. Почему же не прочитали, какого приказа надо держаться? — с укором проговорил он, указывая на щиток с надписью по-русски:

«Вода тут пить русским не дозволено. Дозволено тут германским».

«Вода тут пить русским не дозволено. Дозволено тут германским».

— Понятно, дедушка, — со вздохом проговорила Полина.