Он тут же взглянул ей в глаза и улыбнулся, и от этого сердце скакнуло у нее в груди, а в теле разлилась тоска по тому, чего оно прежде никогда не желало. На миг у него в глазах сверкнуло нечто цветущее, розовое, великолепное, словно и он чувствовал, что у них все-таки может все получиться. Что у них все-таки есть будущее. А потом искра исчезла, ускользнула, уступив место печали, боли, сомнениям.
– Вы чего-то недоговариваете, – упрекнула она. – Вас что-то тревожит, но вы молчите. В чем дело?
Нахмурившись, он рубанул рукой воздух, словно отгонял то, что не давало ему покоя:
– Я не могу слишком долго быть с братом и Сандэнсом. С ними я быстро теряю весь свой оптимизм. Эти несколько дней тянулись ужасно долго.
– Они напоминают вам про Бутча Кэссиди и Питера Пэна?
– Ну да. А еще про Роберта Лероя Паркера и все прочие мои личности, о которых я был бы рад позабыть. Мне больше нравится быть Ноублом Солтом. Каждая частичка Ноубла Солта принадлежит вам с Огастесом.
– Мне нужны все ваши личности.
Он помедлил, а потом помотал головой:
– Бутч Кэссиди вам не нужен.
– Нужен. Он нужен мне, потому что иначе… Он отберет вас у меня.
– Ах, голубка. – Он прижал ладонь к ее щеке, и от нежности она прикрыла глаза. – Вы слишком долго слушали россказни Вана. Он изображает меня таким, каким я никогда не был. И не буду.
– Он рассказывает о вас, потому что хочет быть к вам ближе.
Он тяжело вздохнул, но не стал возражать, а когда она собралась было продолжить, прижал палец к ее губам:
– Сейчас я вас поцелую… Хорошо? Мне нужно вас поцеловать.
– Хорошо, – прошептала она, не сводя с него глаз и надвигаясь на него, пока он не прижался спиной к стене. Ей это понравилось. Он не мог от нее убежать… А она могла. Она поднялась на цыпочки и решительно прикоснулась губами к его губам.
Сначала он был осторожен. Он целовал ее с тем вниманием, которым окружил ее с самой первой минуты, но она не боялась, она страстно его хотела, и вскоре он уже подстроился под ее ненасытные движения, а потом наконец оторвался от ее рта, но не выпустил из объятий.
– Не знаю, голубка, получится ли у меня действовать медленно. Так что лучше нам ненадолго прерваться.
– Нет, – сказала она. – Я не хочу действовать медленно. И не хочу прерываться.
Он перехватил ее руку, но она отмахнулась и скинула халат. Не сводя глаз со своих дрожащих пальцев, распустила завязки рубашки, и тогда он вновь произнес: «Голубка». Так нежно, так ласково. Отдавая ей всю власть над собой. Рубашка скользнула к ее ногам, следом за халатом, но когда она наконец подняла глаза, ожидая прочесть на его лице желание, ожидание, то увидела, что он стоит, опустив голову и глядя на сброшенную ею одежду.