– Утяните меня за собой. Куда угодно. Заберите меня куда захотите, только не оставляйте, – сказала она. – Не бросайте нас.

Он закрыл глаза, стараясь собраться с духом, но вместо того сделал новое признание:

– Мои руки по-прежнему чисты. Хотя все остальные уже давно себя запятнали. Я бежал, старался опередить лавину, ускользнуть от нее, но наткнулся на вас. Как можно бежать, если тебе наконец выпал шанс на настоящую жизнь?

– Мы что-нибудь придумаем. Когда любишь, не уходишь, – хлестко возразила она. – Нельзя так легко сдаваться.

Он помотал головой:

– Я не хотел прожить жизнь вне закона. И все же сделал свой выбор. Я не знал, что выбираю. А потом стало слишком поздно. Но я не знал, чем мне придется расплачиваться. И все же плачу по счетам. Плачу сейчас, когда хочу связать с вами жизнь.

– Где ваш гнев? – воскликнула она, вцепившись ему в волосы. – Почему вы так легко с этим смирились?

Он ничего не мог на это сказать. У него не было слов в свою защиту. Он знал. Он всегда знал, и теперь единственным его желанием, единственной задачей было вытащить Джейн и ее сына из ловушки, которой была его жизнь, из капкана, в который они нечаянно попались.

Она застонала, глухо, громко, и впилась зубами в его плечо, словно желая причинить ему боль, оставить метку, но тут же, не давая себе воли, жалея его, остановилась.

Он не был готов ее отпустить – и все же покорился. Они оделись в убийственной тишине, скрыв томление наготы под одеждой, вновь нацепив привычную, заученную собранность.

– Вы меня предупреждали… C самого начала, – прошептала она.

Он замер. Внутри у него зияла пустота.

– Вы сказали: «В моей жизни не было ни единого человека, кого бы я не разочаровал». Вы это помните?

– Да. Помню. Я был с вами так откровенен, как только мог.

– В тот миг я влюбилась в вас. Но теперь… Теперь я просто злюсь. На вас… И на себя. Потому что я тоже знала. Знала, что вы разобьете мне сердце. Мне и Огастесу. Всегда знала. Но все равно полюбила вас.

* * *

Ван не слишком здорово сочинял хайку и потому притворился, что ему это неинтересно, но Огастес подметил, что он считает, думая, что никто этого не замечает.

– Ван, вы считаете слова, – напомнил ему Огастес. – А нужно считать слоги.

– Понимаешь ли, французик, некоторые слова у меня звучат совсем не так, как у тебя, – возразил ему Ван. И это была чистая правда.

– Давайте сыграем во что-то еще, – предложил Огастес.